– Лезва?! – На Кипса будто вылили ведро воды. – Не посылал он нас никуда!

– Зато не удерживал, – легко догадалась Сайта. – Лик ему все рассказал, и он захотел, чтобы вы узнали побольше. А потом он из вас все вытянет.

Кипс повернулся к Клифу, но тот даже не пошевелился в ответ. Видимо, Тихоней его все же не зря прозвали: говорил он почти с той же охотой, с какой Кан рассказывал о своем прошлом.

– Чего делать-то теперь, а? – Кипс принялся грызть ногти. – Если Лезва знает… Но ведь сразу он не выгнал… Чего делать?

– Ладно, запоминай. – Сайта стала диктовать.

Вскоре они ушли. Сайта поняла, что больше всего Кипс боялся не наказания, а того, что его выгонят. Она мысленно сделала комплимент Лезве.

– Откуда начнем?

– Отсюда.

С Клифом они встретились на следующий день на одном из рынков, каких много в Сенате. Сайте пришлось почти всю ночь спать, потом завтракать – время могло бы пройти зря, но она все это время думала. Они пришли с Санеей вдвоем – Клиф ждал их.

– Что ты хочешь знать?

– Все! – не стала скрывать Сайта. – Но начнем… Много по городу таких… шаек?

– Несколько есть, – ответил Клиф, выбирая дорогу в толпе. Его то и дело толкали, грозно требовали, чтобы не лез под ноги. Грузный мужчина с огромным животом и удивительно маленькой головой даже схватил его за руку, но парень легко вывернулся.

– В каждом районе?

– Нет, – ответил Клиф. – Где появятся. В правительственном квартале, к примеру, вообще беспризорников нет.

– А у арены?

– Там больше всего.

– И не гоняют?

– Гоняют, но к арене все равно тянет.

Они выбрались с площади, и в тот же момент все вокруг загавкало и замяукало. На этой улице котят и щенков отдавали в хорошие руки.

– Как это вообще устроено? – спросила Сайта. Рядом с ними розовощекий толстяк с мускулистыми предплечьями и заткнутым за пояс мясницким топором доказывал старушке с наивным лицом, что лучше него о ее песике никто не позаботится. – Как образуется шайка?

– Детей на улицах всегда много. Им нужно есть, где-то жить, одеваться. Ну и всякие попадаются. Кто-то быстро пропадает, другие, вроде нашего Лезвы, наоборот, как будто созданы, чтобы жить на улице. К таким и притягиваются. Несколько лет шайка растет, пока те, на ком все держится, не повзрослеют. На этом обычно и заканчивается.

– А почему шайки просто не перерастают в банды?

– Такое происходит, но редко. – Клиф не вертел головой, не окликал то и дело проходящих мимо девушек, как это делало большинство парней его возраста, только время от времени выхватывал взглядом кого-то из толпы и не отворачивался, пока тот не пропадал из виду. – В шайке всегда больше всего малолеток. Пока возраст более или менее схожий, о мальках еще заботятся, но после это уже обуза. Старшие становятся сами по себе, остальные… расходятся.

– Ты, говоришь, выгоняют… А за что могут выгнать?

– Если не слушаешься старшего – это главное правило.

– А попасть к вам легко?

– Когда еды достаточно, малолеток обычно жалеют, – сказал Клиф. Мимо них как раз пробежал совсем крошечный мальчуган с зажатой в кулаке бумажкой-посланием. – Потом учат. Если постарше, нужно либо что-нибудь уметь, либо принести с собой: денег, вина или амулет. Тогда точно возьмут.

– Место, еда, вещи, – перечислила Сайта. – Как вы это все находите?

– Все зависит от главного, – ответил Клиф. Они прошли мимо кучки людей, увлеченно следящих, как пожилой наперсточник с совершенно бенаюсовской улыбкой на лице выуживает драгоценные пластинки из чересчур полных карманов. – Сколько у него фантазии, насколько он прислушивается к остальным. Лезва старается почти всем заниматься, выгоды не упускать.

– Много у вас воришек?

– Пробуют многие, но и попадаются почти все. Есть такие стражники, которые только этим и занимаются. Потом суд и либо на каторгу, либо продают. Некоторым руку отрубают, если судья так решит.

– Руку? – удивилась Санея. – Но какой смысл. Можно ведь продать…

– Способ устрашения, – ответила за парня Сайта. – Мальчишку дороже, чем за пару золотых, не продашь, а от воровства ущерб намного больше.

– На моей памяти двоим из наших руки отрубали, – произнес Клиф. – Первый-то ничего – смеялся даже, хотя потом от лихорадки умер. А вот второй сильно переживал. Под повозку бросился.

– Сам? – ужаснулась Санея.

– Иногда такое бывает, – ответил парень. – Когда лет по семь, по восемь – чаще всего… Хотя один, его Кивиком зовут… ну или Угольком еще… он бросился и не умер. С тех пор хромает очень сильно, зато рисовать стал. Его постоянно просят. Кстати, видите паренька?