Шприц Игорь
Шрифт:
НАДЯ. Он одним глазом — на Крупскую, а вторым — на Сталина.
СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Тьфу на вас!
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Точно был. И в мавзолее вместе лежали. И потом, Семен Семныч, если бы ваш Ленин не был гомосексуалистом, откуда у него были деньги на революцию?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Ему немцы дали. Всем известно, что он немецким шпионом был.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. А если был, то зачем немецкому шпиону в центре Москвы памятник?
СЕМЕН СЕМЕНЫЧ. Да потому что… (Обескуражен).
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (выходя). Голубчик, Павел Андреевич, Скажите честно: здесь на полу никто не лежит? Я имею в виду человека. Голого.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Голого? (Подозрительно оглядывается). Я никого не вижу.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (торжественно). Вот! И я никого не вижу.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Надя, домой! (Скрываются в своей квартире).
СЕМЕН СЕМЕНЫЧ (Софье Львовне, в сердцах, сунув ей в руки вещи и дипломат). Мужик нужен голый, да? Погоди, Львовна, совершим революцию, и мужиков голых будет хоть пруд пруди! (Уходит к себе)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (рефлекторно приняв вещи и не заметив этого, в глубоком раздумье). Да что же это такое? То он есть, то его нет. То опять есть. И снова нет. И эти, сверху, петь перестали. Словно готовится что-то… необычное, торжественное. И главное: не спится… старому ковбою. (Подпрыгнув, скрывается у себя).
Часть вторая
Действие переносится в квартиру Щегловых.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (заметив горшочек с цветами). Что это такое?
НАДЯ. Решила себя побаловать. От мужа-то не дождешься.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (виновато). Ну-ну, не преувеличивай. Шампанское? Две рюмки?
НАДЯ. Алла забегали, посплетничали.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Алла? Хм. Это не для нее ли ты так вырядилась? Если бы я тебя не знал так хорошо, я подумал бы, что у тебя завелся любовник.
НАДЯ. А он и есть. Только что был.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Скажите пожалуйста, и где же он?
НАДЯ. Пришлось выставить: ты не вовремя явился.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (Расхохотавшись). Молодец. Рассмешила. Не быть тебе, Надька, дипломатом.
НАДЯ. Почему?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Там врать надо, а ты не умеешь.
НАДЯ. А ты почему так рано? А Симпозиум?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Перерыв получился. Решил забежать. Кое-что забыл. Сейчас поем и опять на службу. Допоздна. Ты меня покормишь?
НАДЯ. Индейка, сэр!
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. У нас сегодня праздник? Какой же?
НАДЯ. Симпозиум. Я вычитала, что симпозиум — это просто пирушка.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. У греков, может быть, и пирушка, а у нас… Впрочем, тащи индейку. Потешим плоть.
Надя выходит на кухню. Павел Андреевич бросается к шкафу, начинает что-то лихорадочно искать в карманах брюк и пиджаков.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Да куда же я их сунул. Вот проклятье! Неужели потерял?
НАДЯ (входит с подносом). Чего ищешь?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Платок носовой забыл. Пустяки.
НАДЯ. Садись.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Вкуснотища. Лешку к маме отправила?
НАДЯ. Да, он соскучился.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Давай выпьем за нас с тобой. Хорошая у нас семья, крепкая. Не то, что у соседей. Вон Юрка с Аллой — живут как кошка с собакой. Он мне сейчас рассказывал…
НАДЯ (поперхнувшись). Кто?!?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Юра. Муж… Аллы.
НАДЯ. Постой. Ты что-то путаешь. Юра в Приозерске в командировке.
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Ну если ты наш пивной бар называешь Приозерском.
НАДЯ. Вы с Юрой в пивном баре?
ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ. Выпили по бутылочке Портера. Он встретил там приятеля и остался поболтать. Сказал, сейчас домой вернется.