– Что вы поняли? – спросил Горелов, он-то не понимал этого до сих пор.

– Что она и на него так же вот из-за двери выпрыгнула. И орала наверняка, и газетой трясла, и угрожала ему милицией, точно! Он перепугался – вот и удрал.

– А вещи-то зачем разбросал? – недоверчиво откликнулся Белов.

– А может, документы свои искал. Забыл, куда положил, и искал, а? – подсказал Горелов.

Он злился, сильно злился, на свою сегодняшнюю тупость, на то, что ничего ему не лезло в голову, ни единой стоящей мысли. А Белов, как назло, разошелся. Умные и стоящие вопросы просто перли из него! Насиделся, видимо, в одиночестве. А может, он внимание Маши, дарованное ему волей случая, таким образом отрабатывает.

– Да что вы! – свела на нет весь его мыслительный процесс хозяйка квартиры. – Документы он таким путем искать не мог, они у него всегда на одном и том же месте лежали. В той вон тумбочке. Он аккуратный мальчик, кроме этого последнего случая, ничего такого за ним не водилось. Мусор выносил вовремя, в ванной всегда чисто, в туалете тоже. Комнату пылесосил. Да и Мариночка его постоянно контролировала.

Мужчины снова с пониманием переглянулись.

– Думаю, соседка моя его перепугала. Он документы схватил, а деньги всегда при нем были. Тут он их не держал. – Она снова смущенно умолкла, покраснев, и продолжила: – Схватил, что под руку подвернулось, и удрал. Думаю, так все и было.

Белов слез с дивана, на котором сидел и умничал все это время, и прошелся по комнате. Заглянул с разрешения хозяйки в шкаф, потыкал пальцами в ровные стопки нехитрого шишкинского скарба. Дошел до тумбочки под телевизором. Выдвинул ящик. Ящик был практически пуст, если не считать тоненького женского журнала по вязанию.

– Ваш? – выудил его со дна ящика Белов и принялся листать.

– Нет, не мой, – отреклась от глянцевого издания женщина. – Он на бачке в туалете лежал в тот день, когда… Ну, когда я пришла, а тут все – вверх дном.

– Бумаги туалетной не было, что ли, у студента? – хмыкнул Белов, методично переворачивая страницы.

– Была, конечно! Может… Может, читал его кто-то, когда… Ой, да ну вас! – Лицо ее побагровело от конфуза, в который ее вогнал бестактным своим вниманием настырный Белов. – В туалете он лежал. Я тогда прибралась, что-то на помойку отнесла…

– А журнал оставили?

– А что? Он же красивый, по вязанию. Подробный такой, все понятно, все со схемами. У меня внучка крючком пробует вязать. Может, ей пригодится. Я ей еще не показывала его. Но выбрасывать? Зачем? Хороший журнал-то. Был бы он с бабами голыми, я выбросила бы непременно. А по вязанию…

Журнал Маринкин, в этом Веня был уверен. Еще когда она ночевала в их с Машкой кухне на скрипучем разваливающемся кресле, постоянно что-то вязала. Мотки цветных ниток вечно гоняли по полу бездомные котята, которых Маша таскала в дом. Потом Марина съехала, забрала корзинку с нитками, спицами и крючками. Котята подрастали, Маша пристраивала их в надежные руки. Потом и сама съехала… Его вот только забыла пристроить, так и мается он неприкаянным.

Господи, опять он о ней! Когда же это закончится-то?!

– Я его заберу? – тряхнул журналом Белов.

– А-а-а… Наверное… Да, если считаете нужным, конечно, забирайте.

Ирине Владимировне жаль было расставаться с журналом, больно там на двадцать пятой странице ей шапочка с шарфиком понравились. Внучка бы непременно связала такие крючком. Велика премудрость! Схема есть, рисунок тоже. Она уж ей и пряжу прикупила, но…

Но с властью не поспоришь. Хорошо еще, ни разу не намекнули, что квартируют у нее жильцы без всякого оформления и договоров. А то бы еще и за это ее взгрели. Соседка, прыгавшая вокруг нее с газетой в руках, изрядно надрывалась по этому поводу. Оформят, орала, всех оформят, где надо! И квартирную хозяйку, и жильцов ее с бандитскими рожами.

Сволочная баба! Ох и сволочная! Угораздило же ее проживать именно на этой лестничной клетке.

– Конечно, забирайте, – окончательно разрешила Ирина Владимировна и вновь погладила себя по коленям. – Понадобится мне журнал, так я сама куплю.

Покупать она, конечно, ничего не станет. Журнал-то очень дорогой. Не по карману он ей. А дочка тем более тратиться не станет, скуповатой она выросла. Но виду подавать нельзя. Больно уж нехорошими глазами смотрел на нее – нет, не тот, крупный мужчина, а второй, посимпатичнее и потактичнее на вид как будто, но глаз больно уж у него нехороший! Недобрый глаз, въедливый.

Пусть хоть все забирают, лишь бы сами убрались подобру-поздорову из ее квартиры!

– Простите, а это что? – Белов вдруг с силой рванул на себя ящик тумбочки, донес его до хозяйки и положил прямо ей на колени. – Это что такое?

Он все тыкал пальцем, и она знала куда. В паскудство Генкино он пальцем тыкал! Она и отмывать это пыталась, и затирать ластиком – внучка ей одолжила, да все без толку.

– Слова там. Нехорошие слова. – Она поджала губы. – Пыталась отмыть – бесполезно. Маркером он их начертил.