– Здравствуйте, Людмила Александровна!

За столом сидела типичная профессорша. Сколько ей лет, Паша ни за что бы не отгадал, если бы точно не знал, что она ровесница тетки.

– Здравствуйте, молодой человек. Вы племянник Зины?

– Да, я Парамон, тоже Чернота, как и тетя Зина. Как она?

– Вот что я вам скажу, молодой человек. Надо готовиться к худшему. У нас не принято так говорить, но родственникам можно, тем более таким близким. Ультразвуковое обследование показало, что метастазы кругом. Слава богу, болей нет.

– А так бывает? Я думал, рак – это всегда страшные боли.

– Бывает, а бывает и совершенно без боли.

– А что же предпринять?

– Операция бесполезна. Лучевая не подходит. Химеотерапия отпадает. Можно попробовать иммунотерапию. Но, честно, это только продлит мучения. Я вас познакомлю с лечащим врачом, он хороший специалист. Все текущие дела лучше решать с ним, он ближе к больному. А я буду заходить, когда смогу. Дел полно. А тут еще у студентов-практикантов семестр начался. Просто дурдом.

В подтверждение этих слов из двери высунулась голова и закричала:

– Людмила Александровна, опять в подвале трубу прорвало!

– Без паники, – ответила профессорша. – Не первый раз.

– Так сегодня операционный день. Может свет закоротить.

– Сейчас разберемся.

Паша понял, что сейчас не до него, что лекция по онкологии закончена, и теперь ему предстоит общаться с лечащим врачом. Из разговора с ним Паша сделал вывод, что единственная задача этого врача – провожать пациентов на тот свет комфортно, насколько это возможно.

На душе было так тоскливо, что он вышел из больницы, побродил по старым московским улочкам, зашел в Елоховскую церковь, что находилась неподалеку, поставил свечки тем святым, которых он знал, и Христу как их начальнику. Потом вернулся к метро, выбрал небольшой букетик цветов и вернулся в больницу. Изображать энтузиазм и надежду было нелегко, особенно если ты не актер и играешь первый раз в жизни.

Аккуратно постучав в палату, Паша услышал дружное «Да!» Он вошел: на него глядело шесть пар несчастных женских глаз.

– Тетя Зина, здравствуй, как ты?

– Я хорошо, лежу тут, анализы сдаю, чувствую себя ничего.

Тетка лежала на самом неудобном месте: и не у окна, и не у двери, а посредине, у стенки.

– А ты почему не в отдельной палате?

– Сама попросилась с народом. Так веселее. И мы друг другу помогаем. А то лежишь одна, скучно.

Скучно не было. Одна больная храпела, задрав голову в потолок, другая что-то бормотала, создавая у неспециалиста впечатление, что ей лечиться надо в другом месте.

Паша поставил цветы в банку на столик к тетке.

– Тетя, чего тебе принести?

– Да пока ничего. Все я взяла с собой, вот когда моя любимая вода и сок кончатся, тогда принесешь.

– А вам что-нибудь надо? – Паша обратился к палате.

Палата сначала промолчала, потом стала благодарить, и только со второго раза женщина у окна робко сказала:

– Мне соку апельсинового не могли бы принести?

Весь ее стол и тумбочка были заставлены пакетами апельсинового сока.

– Мне все несут апельсиновый, а я пью только «J7», а его мне не дают.

– Хорошо, принесу.

– А мне капустки кочан, небольшой. Так, чтобы листочком шов прикрывать, он тогда не так болит.

– Надежда Степановна у нас после операции, поправляется. Ей на рану посоветовали капустные листья класть, – объяснила тетя.

– Хорошо, мигом слетаю.

– Летай, возвращайся, но про завтра не забудь! Можешь завтра не приходить, но уж на могилу Сушкина сходи.

– Я помню.

– Ну вот и хорошо.

Паша сбегал в ближайший супермаркет, купил фирменного сока, забежал на рынок, выбрал с видом знатока кочан, подходящий для изготовления повязки. В Москве еще стояло бабье лето, было нежарко, но он, весь мокрый, вернулся в больницу, раздал передачи и еще раз пообещал завтра сходить к Сушкину.

Вечером дома Паша начал обзванивать своих старых друзей. Володя со школы имел страсть к математике и сейчас уже был доцентом на математическом факультете университета.

– Володь, здравствуй, сразу скажи, что завтра делаешь?

– Как раз ничего – у меня библиотечный день.

– Ты писателя Сушкина любишь?

– Не так чтобы очень. Он ведь еще и актер был.

– А актера Сушкина?

– Актер он был, честно, так себе.

– Ладно, сдаюсь. Мне нужен свидетель, сходить на могилу Сушкина и положить десяток гвоздик. Потом помянем Сушкина, ему завтра семьдесят пять.