Рассмотрим структуру такого невротика. То, что называют фектом сверх-Я — что это, собственно, такое? Это значит, что этот невротик возлагает на себя заведомо трудные, неудобоисполнимые задачи и успешно с ними справляется, тем более успешно, что именно этого-то ему и нужно. Причем справляется он с ними настолько блестяще, что считает себя вправе рассчитывать на небольшой отпуск, когда сможет проводить время по своему усмотрению, — откуда и берет, кстати, начало, хорошо известная диалектическая связь работы и отпуска. Работа играет в жизни такого невротика огромную роль — она призвана освободить для него время отпуска, время распустить паруса. При этом отпуск, как правило, проходит бездарно. Почему? Да потому, что главным для него было получить от Другого его позволение. На самом же деле, другой этот — я говорю теперь о другом фактическом, о другом как о конкретном лице — никак в эту диалектику не включен. Дело в том, что другой реальный слишком озабочен Другим своим собственным, чтобы брать на себя совершенно постороннюю ему миссию и венчать невротика за его подвиги. А между тем для осуществления своего желания — желания, с областью, в которой он продемонстрировал свои способности, ничего общего не имеющего, — невротику, на самом деле, только это и нужно.

Фаза эта весьма деликатная и дает прекрасные возможности для трактовки чисто юмористической. Но этим она, однако, не ограничивается. Понятия большого Другого ^маленького другого интересны тем, что складывающиеся у людей отношения они позволяют структурировать в нескольких направлениях. С определенной точки зрения можно, например, утверждать, что совершая подвиг, субъект приручает, одомашнивает тем самым присущую ему изначала тревогу, — это говорили уже до меня другие. Но одно измерение явления при этом недооценивается — дело в том, что главное для такого невротика не в ловкости как таковой и не в размерах риска, которому он себя подвергает. Невротик вообще позволяет себе рисковать лишь в очень строгих пределах — умелый расчет отличает тот риск, на который, совершая свой подвиг, идет невротик, от всего, что напоминает собой риск смерти в гегелевской диалектике.

Есть в подвиге больного неврозом навязчивости нечто такое, что так или иначе остается фиктивным. Дело в том, что смерть, то есть подлинная опасность, ожидает его не от противника, которому он делает вид, будто бросает вызов, а с совершенно другой стороны. Она ждет его со стороны того невидимого свидетеля, того Другого, что выступает в качестве зрителя и, подсчитывая удары, скажет однажды, как прозвучало это как-то раз в бреде у Шребера: "Ну, молодчина.'" Именно это желанное для невротика восклицание — восклицание, свидетельствующее, что Другой задет, наконец-то, им за живое, — и является скрытой пружиной всей диалектики его подвига. К существованию другого невротик относится здесь так, как если бы тот был ему подобным, тем, на чьем месте он мог бы оказаться сам. Но именно потому, что на его месте он мог бы оказаться сам, в своих усилиях произвести впечатление, в спортивной игре, которую он затевает, ничем существенным он никогда рисковать не станет. Другой, с которым ведет он игру, является по сути дела им же самим, и лавры победителя, как дело ни повернется, от него не уйдут.

Важно на самом деле другое — важно то, что происходит это перед лицом Другого. Это Его нужно любой ценой сохранить, ибо Он не что иное, как место, где подвиг субъекта регистрируется, где записывается его история. Место это должно поддерживаться любой ценой. Недаром так привержен невротик всему, что относится к речи, вычислению, подытоживанию, записи, а также фальсификации. То, что невротик, не подавая виду, более того, делая вид, будто ему нужно совсем другое, во что бы то ни стало пытается сохранить в неприкосновенности, — это Другой, тот Другой, в котором вещи артикулируются в терминах означающего.

Так выглядит наш вопрос в первом приближении. По ту сторону требования, по ту сторону всего того, что субъект желает, важно разглядеть то, к чему устремлено поведение страдающего неврозом навязчивости, взятое в целом. Стремится же оно прежде всего к тому, чтобы Другой оставался в целости и сохранности. Это и есть главная, первоочередная цель, и лишь в ее рамках может желание его претендовать на столь трудно достающуюся ему узаконенность. В чем может и будет она, эта узаконенность, заключаться? Это как раз то самое, что нам в дальнейшем предстоит сформулировать. Но прежде нужно добиться, чтобы четыре точки опоры, на которых его поведение зиждется, были зафиксированы таким образом, чтобы из-за деревьев мы не потеряли из виду леса.

Удовлетворение, которое мы получаем, когда ту или иную деталь механизма его поведения с присущим ему стилем нам удается подметить, не должно само по себе прельщать нас и останавливать. Конечно, внимательное изучение какой-то детали организма всегда приносит удовлетворение, которое полностью незаконным назвать нельзя, поскольку, по крайней мере в области природных явлений, деталь всегда отражает на самом деле какой-то аспект целого. Но когда речь идет о настолько далеком по своей организации от природы предмете, как отношения субъекта с означающим, мы не можем с достоверностью реконструировать организацию невроза навязчивых состояний исходя исключительно из определенного механизма защиты — если все это вообще в каталог механизмов защиты вписывается.

Я попытаюсь сделать другое. Я попытаюсь найти с вами четыре важнейшие точки, служащие для любой защиты субъекта полюсами и ориентирами. На сегодня у нас с вами их уже две. Мы начали с разговора о роли фантазма. Затем, рассуждая о подвиге, мы убедились, что нам не обойтись и без присутствия Другого как такового. Перейдем теперь к следующему пункту, о котором хотя бы в общих чертах мне хочется сегодня сказать.

Когда я говорил вам о подвиге, вам наверняка приходило на память поведение ваших собственных страдающих неврозом навязчивости пациентов. Есть вид подвига, относить который к этой категории было бы, наверное, незаслуженно. Я имею в виду то, что известно в анализе KZKactingout

На этот счет я пролистал кое-какую литературу — надеюсь, последовав моему примеру, ее полистаете и вы, хотя бы для того, чтобы в моей правоте убедиться. Картина открывается интереснейшая — просто не оторваться. Лучшая статья на сей счет написана Фил-лисом Гринэйкером — она была опубликована в 1950 году в "PsychoanalyticQuarterly" под заглавием GeneralProblemsofActingOut. Статья замечательна уже тем, что из нее очевидно одно — ничего путного на эту тему до сих пор сказано не было.