И хотя в этих фразах святого Бернара можно найти следы высокопарного преувеличения, они неоспоримо доказывают высокие качества и искреннюю добродетельность основателей общества тамплиеров и что оно было создано и действовало, не ставя перед собой ничего, кроме достойных целей. Они также предоставляют, если такие все еще требуются, дополнительные доказательства того, что Крестовый поход не был проявлением рыцарства, поскольку те, кому святой Бернар постоянно противопоставляет тамплиеров, и были рыцарями той эпохи.

Послание аббата Клервоского было повсеместно распространено, и многие другие справедливые и честные способы были задействованы, чтобы завоевать всеобщее расположение к тамплиерам, когда 31 января 1128 года магистр Гуго де Пейн предстал перед советом города Труа, состоявшим из архиепископов Реймса и Сенса, десяти епископов и некоторого количества аббатов, среди которых был и сам святой Бернар. Председательствовал на нем кардинал Альбано, папский легат. После того как магистр рассказал о принципах и деяниях тамплиеров, собравшиеся святые отцы утвердили новый орден и дали ему новый устав, содержащий его прежние собственные положения и несколько добавлений, написанных по подобию устава бенедиктинцев и касавшихся главным образом теологических вопросов. Этот устав должен был вступить в силу в случае одобрения его папой римским и патриархом Иерусалима. По указанию папы Гонория синод утвердил белую мантию в качестве отличительного одеяния братства Храма, в противопоставление госпитальерам, одетым в черное. Мантия была чисто белая без какого-либо креста и такой оставалась до первосвященства папы Евгения III, который в 1146 году повелел тамплиерам носить красный крест на груди, как символ мученичества, с которым они всегда могли столкнуться: крест, носимый на черных мантиях рыцарей святого Иоанна, был, как упоминалось выше, белым [70] . Орден теперь принял или же ему был назначен особый флаг из материи с белой и черной полосами, названный на старофранцузском Босеан [71] , слово, которое стало боевым кличем рыцарей-храмовников и часто вселяло ужас в сердца язычников. На нем был красный крест ордена и скромная религиозная надпись: «Не нам, о Боже, не нам, но Твоему имени слава!»

Несколько рыцарей теперь приняли облачение ордена, и по мере продвижения через Францию и Англию сопровождаемый несколькими соратниками Гуго де Пейн завоевывал всеобщее расположение. Он не отказался от задачи, поставленной перед ним королем Иерусалима, получения помощи для Святой земли, в которой та столь нуждалась, и его призывы не остались неуслышанными. Герцог Анжуйский Фульк теперь снова присоединился к своему наставнику и братьям. Однако, поскольку он получил предложение отправиться в Иерусалим и женился на единственной дочери короля, он отправился на Восток, не дожидаясь их.

Гуго де Пейн не стал бы принимать в орден рыцаря, который не покончил со всеми своими ссорами и враждой и не изменил свою жизнь. Так, когда рыцарь по имени Гуго де Амбуаз, который притеснял жителей Мармотье, отказавшись подчиниться судебному решению герцога Анжуйского, высказал пожелание вступить в орден, магистр отказался принять его клятву верности до тех пор, пока тот не компенсирует вред всем, кому его причинил.

Рис. 5. Печать тамплиеров

Почет и уважение встречали тамплиеров везде, где бы они ни появлялись, и люди всех чинов стремились сделать все, что только могло быть им приятно. Когда тамплиер с печатью Годфрея де Сент-Омера, подтверждающей его полномочия, пришел к наместнику этой провинции, чтобы истребовать имущество, которое Годфрей передал ордену, он был принят самым приветливым образом, и не только со стороны наместника, но и епископа. И после их обращения, как это требовалось, к герцогу Фландрии и Эльзаса, этот правитель был настолько далек от того, чтобы чинить какие-либо препятствия, что в очень короткое время здания, которые принадлежали Годфрею, были превращены в церкви и храмы. Множество фламандской знати последовало примеру Годфрея и подарило часть своей собственности тамплиерам. Король Англии Генрих I, который встретился и побеседовал с Гуго де Пейном в Нормандии, был настолько доволен его рассказом о новом ордене, что передал ему множество богатых даров и дал ему лучшие рекомендации для основных английских пэров. Император Лотарь II в 1130 году подарил ордену часть своего родового поместья в Сапплинбурге. Престарелый герцог Раймон Беренгер Барселонский и Прованский, устав от мирской жизни и трудностей служения государству, стал тамплиером и поселился в барселонском монастыре. И поскольку он не мог сам сражаться с язычниками в Святой земле, регулярно высылал щедрые подарки своим братьям в Иерусалим, а также ревностно выполнял все прочие обязанности членов ордена. В 1133 году король Арагона и Наварры Альфонс, храбрый и воинственный монарх, который одержал победу в 29 сражениях против мавров, осознав, что стар и не имеет детей, завещанием сделал рыцарей-храмовников и госпитальеров, совместно с канониками Гроба Господня, своими наследниками, полагая, возможно, что наиболее храбрые защитники Святой земли наилучшим образом послужат его главному стремлению – сокрушению власти язычников. Престарелый монарх в следующем году погиб в битве с маврами при Фраге. Недовольные тем, как он распорядился своим королевством, дворяне Арагона и Наварры собрались и избрали монарха из членов его семьи. Ордены не обладали достаточной силой, чтобы заявить о своих правах, и этот пример тем не менее демонстрирует лишь высокий уровень уважения, которое они так рано приобрели.

В 1129 году Гуго де Пейн в окружении 300 рыцарей из самых знатных семейств Европы, которые вступили в орден, в сопровождении многочисленного каравана пилигримов вернулись в Святую землю. Вскоре после их прибытия был предпринят неудачный поход на Дамаск, упоминавшийся выше [73] , и тамплиеры составили часть выдвинувшихся войск, мечтавших завладеть этим городом. Как было отмечено, это стало первым случаем, в котором можно было заметить христиан в союзе и в сотрудничестве с исмаилитами. И поскольку Хаммер, изучавший историю последних, выдвигает серьезные обвинения против Гуго де Пейна в том, что он создал свое новое общество по образу того смертоносного союза и был главным организатором и инициатором вероломного нападения на Дамаск, прервем повествование, чтобы исследовать обоснованность этого утверждения, хотя при этом придется признать, что о самом ордене тамплиеров будет сказано немного.

Хаммер доказывает идентичность двух орденов, как он их называет, исмаилитов и тамплиеров, схожестью их одеяния, внутренней организации и секретных доктрин, а также тем, что оба общества существовали в одной и той же стране. И из того, что исмаилиты были созданы первыми, он делает вывод об их первичности и о том, что тамплиеры стали их копией.

Во-первых, что касается внешнего облачения, ничто не может быть более слабым аргументом, чем обращение внимания на столь случайное совпадение, как схожесть внешнего вида или цветов, тем более если имеется действительная и отчетливая причина их избрания у каждой из сторон. У рода халифов Оммиятов цвет был белым, поэтому род Аббасидов в противовес им принял черный цвет в качестве своего отличительного окраса. Из-за этого, когда Аббасиды пришли к власти, все те, кто, изображая поддержку прав потомков Али либо по любой другой причине, поднимал против них революционное знамя, естественно, избирали белый цвет в качестве символа своей оппозиционности. Хасан Сабах поэтому всего лишь сохранил цвет, который уже устоялся. Когда он создавал своих фидави, обреченных на смерть, чем мог он лучше обозначить их избранность, как не красным поясом или головным убором, символизирующими их готовность пролить кровь, свою или чужую? Что касается тамплиеров, то общество госпитальеров уже существовало, когда Гуго де Пейн и его соратники решили объединиться в новую ассоциацию. Носимая госпитальерами мантия была черной, соответственно, какой противоположный им цвет они могли принять? А когда почти тридцать лет спустя после их учреждения папа разрешил им носить крест на своем одеянии в качестве соперничающего ордена, никакой другой цвет не смог бы стать более подходящим для тех, кто ежедневно и ежечасно подвергался опасности стать мучеником, чем цвет крови, в котором так много было того, что называется символическим.

Относительно внутренней организации, как представляется, в любом случае выясняется, что в значительной мере она является результатом внешних обстоятельств и течения времени, и всегда будет одинаковой, если эти условия совпадают. Владения ассасинов распространялись на значительное пространство страны, отсюда возникла необходимость назначения наместников. Подобно этому, когда тамплиеры получили значительные имения на Западе и Востоке, им, по примеру госпитальеров, не удалось избежать назначения определенных лиц для управления делами в различных странах. Отсюда, если исмаилиты имели своего шейха аль-Джебала со своими дай-аль-кебирами в Кухистане и Сирии, то у тамплиеров был магистр и его приоры в различных провинциях. Сходство очевидно, но, как видно, вполне объяснимо. То, что Хаммер продолжает сопоставлять различные составные части этих обществ, вообще, весьма причудливо. Рифиикам, фидави и лазикам у исмаилитов он в качестве аналогов называет рыцарей, оруженосцев и духовников тамплиеров. Все же такое сравнение является своевольным. Капелланы у тамплиеров, как можно предположить, были как раз теми, кто в наибольшей степени обладал сходством с рифииками, но ни рыцари, ни оруженосцы не имели ничего общего с фидави.