Шрифт:
– Пробовал. Но так и не дознался. Он молчит, как партизан. И никто из сотрудников ничего не знает. Даже у Муси нет ни единого предположения.
– Ну, если даже у Муси… Тогда – гиблое дело, эта тайна умрет вместе с Ружейниковым.
– Пока вы с Тоней занимались таинственными женскими делами, я нашел великолепный ресторан, – сказал Глеб. – Не против еще раз пройтись по старому маршруту?
Варя была только «за». Держась за руки, словно настоящие влюбленные, они прошли под аркой крепостных ворот, почти сразу же свернули за угол и оказались на параллельной улице. Здесь было мало пешеходов, и Глеб снова поцеловал Варю, на несколько секунд прижав ее к себе. «А разве мы не настоящие влюбленные? – подумала та. – Как можно не влюбиться в такого парня? Нателла права – я буду последней дурочкой, если упущу свой шанс».
Прогнав сомнения, она постаралась настроиться на одну волну с Глебом, и тот очень быстро увлек ее в водоворот чувственности. Они сидели за столиком в самом углу ресторана, который был набит битком, – незаметные, не замечающие ничего вокруг. Он держал ее за руку и ласкал ладонь большим пальцем – откровенно и нежно. Их колени соприкасались. Они ели что-то аппетитное, воздушное, но Варя не замечала, что именно. Оттого, что Глеб смотрел на нее раздевающим взглядом, а Варя уже знала вкус его поцелуев, ей стало жарко. Платье невыносимо жгло кожу. Раньше оно почему-то казалось ей мягким, а сегодня стало колючим.
Они пили красное вино, и, когда Глеб делал глоток и при этом не сводил с нее глаз, это казалось ей слишком откровенным, почти непристойным. Она волновалась, роняла вилки и не могла понять, что ее так завело.
Не в первый раз в своей жизни она ужинала с мужчиной, не в первый раз мужчина добивался ее благосклонности. В какой-то момент Варя рассмеялась и наклонила голову, и Глеб внезапно припал губами к ее шее. Это был нахальный влажный поцелуй любовника. Варя охнула и закрыла глаза. Да, в этом было дело! Другие мужчины ухаживали за ней, тогда как Глеб обольщал – яростно, почти грубо. Страсть плескалась в его глазах, словно тяжелый мазут.
Обольщение! Это слово было дротиком, угодившим в «десятку», фишкой, брошенной на выигрышный номер. Глеб собирался разжечь в Варе не уютный огонь любви, а дьявольское пламя страсти. Она поняла это и молча согласилась. До отеля они брели, словно двое пьяных – поддерживая друг друга и поминутно останавливаясь, чтобы снова начать целоваться. Варя не помнила, как они добрались до лифта, не посмотрела, кто стоит за конторкой и не шныряют ли вокруг репортеры.
Не договариваясь, они отправились в ее номер, и как только вошли и включили свет, Глеб немедленно хлопнул ладонью по выключателю, чтобы снова погасить лампы. Варе казалось, все происходит не с ней, что это не она сейчас поддается нажиму, разрешает Глебу расстегивать, развязывать, стискивать и гладить. Несмотря на целеустремленность, он не забывал целовать ее в макушку, в шею и плечи, зарываться носом в волосы. «Пусть, – думала она. – Пусть все уже случится, наконец. Наступит определенность». Ей хотелось, чтобы размытый мир снова обрел четкость, а она сама – уверенность в себе, потерянную цельность.
Глеб провел руками по ее бедрам, и Варя закрыла глаза, чтобы темнота стала еще чернее, еще невообразимее. Почему-то именно сейчас ей снова вспомнилась баронесса. «Красные флажки, красные флажки, – попросила она, обращаясь неизвестно к кому и к чему, – помогите мне! Счастье или несчастье меня ждет? Если счастье – пусть ночь будет длинной и сладостной. Если несчастье – пусть все закончится прямо сейчас». Впрочем, она точно знала, что остановить Глеба не сможет уже ничто – его руки стали тяжелыми, губы злыми, дыхание прерывистым и хриплым. Варя выгнулась, откинула голову…
И в этот момент услышала, что снаружи, с улицы кто-то стучит в стекло. Сначала она даже не поняла, что этот стук призывает ее, велит подойти к окну. Но он повторился! Некто, находившийся за стеклом, начал скрестись и возиться, потом трясти раму, пытаясь попасть внутрь. Глеб, в конце концов, тоже услышал посторонние звуки. Варя могла бы поклясться, что он даже зарычал, словно волк, упустивший добычу. Вместо того чтобы испугаться или расстроиться, она негромко засмеялась. И сказала вслух:
– Значит, несчастье…
– Что это такое? – резко спросил Глеб. – Какое несчастье? Кто это?
– Понятия не имею.
Варя нырнула в ванную, сорвала с крючка банный халат и завернулась в него. Кожа горела, искусанные губы болели, голова была затуманена. В полутемном зеркале она себя не узнала – с огромными глазами и потерянной улыбкой…
– Варя! – резко окликнул ее Глеб. – Иди сюда.
Она вышла и обмерла. Глеб стоял, держа двумя руками поднятую раму, а в окно влезал кто-то тощий и белобрысый, кто-то ужасно знакомый…
– Филипп! – воскликнула она изумленно.
– Филипп?! – словно эхо, повторил Глеб. Он был не просто раздосадован, он был в бешенстве.
Если бы взглядом можно было убить, знаменитость уже валялась бы на полу – обескровленная и бездыханная.
– Закройте окно, – велел между тем незваный гость. – Меня могут увидеть! Вы же не хотите подмочить свою репутацию? Впрочем, что это я? Наоборот, вашей репутации мой ночной визит пойдет только на пользу. – Он с деланым сожалением посмотрел на горку одежды, валявшейся на полу, и покачал головой. – Кажется, я выбрал не самый удачный момент, чтобы нанести дружественный визит.