Избрание на папство его старого друга кардинала Роланда стало последней большой дипломатической победой Майо Барийского; но фактически оно принесло Сицилийскому королевству даже больше выгод, чем Майо мог предположить, благодаря, как ни странно, Фридриху Барбароссе. Если бы Фридрих смирился с неизбежным и признал Александра в качестве законного папы, каковым тот, безусловно, являлся, они вполне могли бы договориться. Вместо этого на совете в Павии в феврале 1160 г. император официально признал смехотворного Виктора и тем самым заставил Александра – чьи права вскоре были признаны всеми другими правителями Европы – вступить в еще более тесный союз с Вильгельмом I, а также взял на себя самого новые ненужные обязательства, которые политически связывали его по рукам и ногам в последующее двадцатилетие. Не будь этих обязательств, Фридрих мог бы воспользоваться сицилийским кризисом 1161–1162 гг. [109] , что, как мы знаем, он и собирался проделать, и нормандское королевство Сицилии закончило бы свое существование даже быстрее и трагичнее, чем это реально произошло.

Этот кризис подтолкнул Александра к тому, чтобы предпринять конкретные действия против императора. Он отлучил Фридриха еще в марте 1160 г. – после Павии ему ничего другого не оставалось – и освободил всех подданных императора от их обязательств по отношению к нему; вплоть до конца следующего года он жил попеременно – не считая краткой и неудачной попытки вернуться в Рим – в Террачине и Ананьи, двух папских городах, расположенных в удобной близости к границам Сицилийского королевства, которое он рассматривал как военное прикрытие и источник денежнных субсидий, в которых он отчаянно нуждался. События 1161 г., начавшиеся с восстания в Палермо и закончившиеся тем, что вся южная Италия поднялась против короля, все изменили. Папа понял, что Вильгельм Сицилийский не сумеет обеспечить ему поддержку в крайней ситуации; требовались другие союзники. Он отплыл из Террачины на сицилийском корабле в последние дни 1161 г. и в апреле высадился близ Монпелье.

Следующие три с половиной года Александр жил в изгнании во Франции – главным образом в Сансе, где за четверть века до этого Петр Абеляр пал жертвой речей святого Бернара, – занимаясь созданием большой общеевропейской лиги, включавшей в себя Англию, Францию, Сицилию, Венгрию, ломбардские города и Византию, против Фридриха Барбароссы. Он, как и следовало ожидать, потерпел неудачу. Результатом его долгих бесед с королями Англии и Франции явились разнообразные договоренности, сердечное выражение поддержки и – что более важно – дальнейшие крупные субсидии; но не союз. Наибольшие сомнения вызывал Генрих II. В первые дни схизмы он был надежным другом; в 1160 г., рассказывает Арнульф из Лизьё, «король принимал все обращения Александра с уважением и не дотрагивался до писем Октавиана руками, но, подцепив их щепкой, откидывал за спину как можно дальше». Но в 1163 г. у Генриха возникли сложности с Томасом Беккетом, а в следующем году провозглашение Кларендонских статутов – увеличивавших власть короля над английской церковью за счет папы – привело к охлаждению англо-папских отношений.

С Вильгельмом Сицилийским тоже имелись проблемы. У Александра не было более верного друга, у Барбароссы – более убежденного противника. Вильгельм поддерживал хорошие отношения с Англией, Францией, Венгрией и городами Ломбардии и стремился найти общий язык с Венецией. Но Византия – другое дело. В 1158 г. по настоянию папы Адриана он заключил мир с Мануилом Комнином – и на достаточно легких для Византии условиях, при том что он нанес сокрушительное поражение Мануилу двумя годами раньше. Уже тогда он знал, что этот мир непрочен: Византия, похоже, не собиралась отказываться от своих давних амбиций в Италии. Дальнейшие события показали, что он был прав. Через пару лет Мануил вернул себе прежние позиции не только в Анконе, своем бывшем форпосте, но во всех крупных городах Ломбардии, не говоря о Генуе и Пизе; его посланцы трудились повсюду, подогревая антиимперские чувства и щедрой рукой раздавая деньги. Поскольку эта политика была направлена против Барбароссы, Вильгельм мог ее только приветствовать, но он имел достаточный опыт общения с греками, чтобы знать, что их присутствие где-либо к западу от Адриатики прямо или косвенно представляет угрозу Сицилии. Кроме того, если Мануил намеревался играть честно, почему он по-прежнему давал у себя приют сицилийским мятежникам? Он был ничем не лучше Фридриха. Вильгельм ответил на предложения папы единственным возможным образом – он никогда добровольно не допустит византийские войска на свою территорию.

Но Александр, вероятно, забыл о своей дипломатической неудаче, когда в начале 1165 г. он получил приглашение от римского сената вернуться в город. Его соперник, антипапа Виктор, которому тоже пришлось провести последние годы в изгнании, умер годом раньше в бедствиях и нужде в Лукке, где он жил на доходы от не очень удачного разбоя и где местные власти даже не дозволили похоронить его в стенах города. Фридрих, упрямый, как всегда, немедленно одобрил избрание двумя послушными ему кардиналами преемника Виктора IV под именем Пасхалий III. Но в результате он вместе со своим антипапой стал всеобщим посмешищем, и, вероятно, волна возмущения по поводу нелепого раскола и тупоголовости императора, сопровождавшая эти события, привела наконец римлян в чувство. Кроме того, поток паломников существенно уменьшился. Без папы существование Рима теряло смысл.

При всем том путешествие домой оказалось нелегким. Фридрих делал все, что мог, чтобы помешать папе вернуться в Рим, даже нанял пиратов, чтобы они напали на папский корабль и сопровождавшие его суда в открытом море. Затем он послал армию в Италию, которая водворила злополучного Пасхалия в Витербо и опустошила всю римскую Кампанию, пока Жильбер Гравинский, наконец, оправдав свое существование, не пришел с сицилийскими войсками и не прогнал их назад в Тоскану. Но Александр преодолел все эти препоны. Чтобы спастись от пизанских, генуэзских и провансальских кораблей, которые, он знал, его ожидали, он избрал кружной путь и высадился в сентябре 1165 г. в Мессине. Вильгельм I не явился лично его приветствовать; к тому времени он настолько погряз в лени и удовольствиях, что даже ради римского понтифика не стал нарушать привычного распорядка жизни. Но он повелел, чтобы его почтенного гостя приняли как «повелителя и отца» и снабдили деньгами и войсками в том размере, в какой понадобится; в результате 23 ноября папа достиг Рима и, сопровождаемый сенаторами, знатью, духовенством и простыми горожанами, несущими оливковые ветви, торжественно проследовал в Латеран.

Хотя ко времени визита Александра королю Вильгельму оставалось жить всего несколько месяцев, это не было последним случаем, когда он проявил щедрость к папе, чьим ближайшим союзником он никогда не переставал быть. Уже лежа на смертном одре, он послал Александру в дар сорок тысяч флоринов, чтобы тот мог продолжать свою борьбу против императора. Его поступок не был ни проявлением альтруизма, ни эгоистической попыткой заручиться поддержкой Бога в будущей жизни. Это была последняя дань умирающего короля политической реальности; Вильгельм знал, что, если папа Александр проиграет императору, Сицилийское королевство не просуществует долго.

Армия Фридриха Барбароссы пересекла Ломбардскую долину в начале 1167 г.; затем она разделилась на две части. Меньшая находилась под объединенным командованием архиепископа Кельнского, Райнальда Дассельского, который был также канцлером и правой рукой императора – и другого воинственного священнослужителя, архиепископа Христиана Майнцского. Им было приказано двигаться к Риму, утверждая по пути императорскую власть, и обеспечить безопасный проезд в столицу для антипапы Пасхалия, тревожно ожидавшего вестей в Тоскане. По дороге им предстояло остановиться в Пизе, чтобы окончательно договориться об участии пизанского флота в следующей военной операции того же года, когда вся мощь империи обрушится на Сицилию. Тем временем сам Фридрих с основными силами своей армии направился к Анконе, оплоту византийского влияния в Италии.