Итак, уже сейчас можно говорить о специфическом способе (но не основании!) возникновения правоотношений между физическими и юридическими лицами, связывающимися между собой посредством Интернета. Этот специфический способ: а) невозможно свести к какой-либо одной из известных форм заключения договоров или возникновения ответственности; б) связан с использованием исключительно сложного технического оборудования, позволяющего, тем не менее, обходиться без привлечения специальных познаний для его применения; в) привлекателен своей оперативностью и удобством применения (в частности, позволяет согласовывать условия сделок и исполнять их в течение нескольких секунд); г) характеризуется высокой степенью алгоритмизации отношений между субъектами; д) дает возможность совершать юридически значимые действия, направленные на адресатов и объекты, которые находятся за пределами не только непосредственного контроля действующего субъекта, но и сферы распространения национального законодательства по месту нахождения, причем существенно более простым способом по сравнению с ранее известными.

Каждая из упомянутых особенностей, в свою очередь, должна быть отражена в формулировках конкретных правовых норм (текстах законодательных и иных нормативных актов), а также в применяемой юридической технике регулирования. Например, оперативность информационного обмена в Интернете заставляет по-новому взглянуть на такой принцип теории права, как действие нормы во времени. А "внегосударственность" Сети вызывает достаточно сложные проблемы государственной юрисдикции. Кроме того, и субъекты деятельности в Интернете по своему составу значительно отличаются от субъектов отношений, обычно описываемых в терминах правовых норм. Для эффективного функционирования Сети не имеют никакого значения социальное положение пользователя, его профессия, пол или возраст, ни даже выступает ли он в личном качестве или как представитель юридического лица. В Интернете важно лишь одно: есть ли у пользователя сетевой адрес и обеспечивает ли конфигурация его компьютера связь с провайдером доступа. Между тем серьезной проблемой является то, что пользователь Интернета может не указывать свое физическое или юридическое имя, а пользоваться псевдонимом (nickname) или вообще действовать анонимно. Отметим, что анонимность является одним из наиболее существенных факторов, определяющих развитие саморегулирования в Сети 123 . Устраняя отдельные препятствия (связанные, к примеру, с неравным социальным статусом), которые возникают при личном общении, анонимность имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Пользователь получает уникальный шанс высказывать свою точку зрения без оглядки на мнение коллектива, сообщества или начальства. Тот же пользователь, однако, нарушая общепринятые нормы морали, может употребить указанное свойство виртуального общения во вред другим пользователям. Довольно часто остается незамеченной обратная сторона медали — осознание того, что нарушать правила способен любой, а значит, одно и то же лицо может оказаться как в роли "преступника", так и в роли "жертвы". Собственно, именно это выверенное опытом наблюдение лежит в основе особенно строгих (в сравнении с "офлайновым" материальным миром) требований к нормам общения, предъявляемым опять-таки к любому пользователю Сети. Тенденция снижения анонимности, которая наметилась в последнее время, имеет своей причиной рост сетевой коммерческой активности, а также борьбу с незапрошенными сообщениями (спамом). Делая ставку на распространение своей продукции через Интернет, производители (товаров, услуг) подвергали бы себя неоправданно большому риску, если бы покупатель (потребитель) оставался анонимен. Успешность сетевого (как, впрочем, и традиционного) бизнеса в первую очередь зависит от наличия достоверной информации о потенциальных и реальных покупателях (потребителях), которая позволяет проводить маркетинговые исследования и делать обоснованные прогнозы относительно состояния виртуального рынка. Самыми распространенными способами сбора информации на сегодняшний день являются так называемые cookies 124 , а также многочисленные формы, которые необходимо заполнить при приобретении какого-либо товара или при заказе услуг.

При анализе юридической специфики общественных отношений, связанных с использованием Интернета, нельзя забывать и о том, что право как санкционированная государством система нормативных правил не единственный социальный регулятор. Карл-Хайнц Ладер, специалист в области "правовой науки" (Rechtswissenschaft), профессор и декан Гамбургского университета в Германии, отстаивает позицию, согласно которой "социальные конвенции представляют собой не простые формы координации, не обладающие правовым характером, они должны рассматриваться как формы специального межорганизационного порождения связывающих отношений и, таким образом, признаваться в качестве нормативных феноменов" 125 . Иначе говоря, сегодня можно однозначно констатировать расширение понятия "нормы" как в смысле отказа от концепции жестко (на уровне основного закона, т. е. конституции) установленных и не менее жестко иерархизированных (президент, правительство, парламент и т. п.) субъектов, в компетенции которых находится нормотворчество, так и в смысле процесса легитимации норм и связанных с ним гарантий их соблюдения. Диспозитивность, как презюмируемое свойство "негосударственных" или "смешанных" норм 126 , оборачивается в действительности их "скрытой императивностью" — квалифицированные "рекомендации" оказываются чаще всего не только лучшим (наиболее эффективным), но и единственно приемлемым способом поведения в той или иной сфере рыночных отношений. Однако и в этом видится, возможно, главное преимущество "негосударственного сектора нормотворчества": подобные нормы не нуждаются в процедуре признания их недействительными, поскольку их соблюдение осуществляется добровольно, а время их "жизни" совпадает с коэффициентом их жизнеспособности. Норме следуют до тех пор, пока она успешно регулирует те или иные отношения, и перестают ей следовать, если экономическая ситуация делает норму непригодной.

Современное состояние частного права (включая торговое право) с убедительностью доказывает несостоятельность или, по крайней мере, недостаточность теории источников права, пока еще квалифицируемой как "общепринятая" 127 . Реалистическое понимание данного вопроса исходит из множественности и принципиальной открытости источников права. Новое частное право не может строиться по чрезвычайно узкой схеме, когда публичное признание того или иного нормативного акта достигается исключительно посредством государственного признания или в результате его проведения через судебные органы (т. е. присвоением официальной правовой системой того, что прекрасно существует и функционирует и без одобрения "свыше").

В качестве новой разновидности источников права следует особо выделить так называемые смешанные источники, которые являются одним из наиболее гибких инструментов, позволяющим найти компромисс между государством, с одной стороны, и рынком — с другой. Наиболее яркий пример такого источника мы можем найти во французском праве. Имеются в виду независимые административные авторитеты (autoritй administrative independante, или A.A.I.), представляющие собой новый юридический институт, аналогичного которому французское право не имело 128 .

Период, когда участие негосударственных структур в процессе нормотворчества рассматривалось как исключение из правил, подходит к концу. Государственная власть сама готова уступить часть своих полномочий частному сектору, поскольку иного пути, учитывая современные технологии и соответствующее им гражданское и политическое мышление, просто не существует 129 . Согласно Франсуа Риго, "транснациональное гражданское общество" включает три вида субъектов: (1) государство, действующее на основании национального права; (2) сообщество государств, которое подчиняется международному порядку; (3) индивидов, действующих путем частных инициатив, включая "негосударственные организации" 130 . О возможностях, которыми обладают и которыми активно пользуются субъекты частного права как участники современного международного сообщества, Генри Г. Перритт, декан Юридического колледжа "Чикаго-Кент", высказывается следующим образом: "Взаимодействуя друг с другом, частные субъекты устанавливают частные правоотношения, они устанавливают смешанные правоотношения, когда взаимодействуют с государством, и, наконец, невзирая на национальные границы, они координируют свои личные частные интересы и оказывают вертикальное давление через группы своих представителей (national interest groups), определяя таким образом политику государств" 131 . В качестве заслуживающего внимания примера упомянем негосударственные организации (NGO). Сам термин "негосударственная организация" вошел в употребление в 1945 г., когда при образовании ООН так называемые негосударственные организации получили консультационный статус при Экономическом и Социальном Совете (ECOSOC), одном из основных органов ООН. Требования, предъявляемые НГО в то время, были минимальны — независимость от государства, некоммерческий и некриминальный характер деятельности. Слишком широкое толкование и отсутствие законодательно закрепленного правового статуса определили на десятилетия общую точку зрения на НГО как на "технический термин ООН". Свое новое рождение НГО пережили в начале 90-х гг., и не в последнюю очередь благодаря сети Интернет, транснациональный характер которой принес с собой новый взгляд не только на мировую экономику, но и на мировую политику. 1 января 1991 г. вступила в силу Европейская конвенция "О признании правосубъектности международных негосударственных организаций", принятая по инициативе Совета Европы 132 . На сегодняшний день практически вся деятельность НГО, связанная с межнациональными дискуссиями и согласительными операциями, осуществляется в рамках глобальной Сети 133 . Применительно к российской правовой практике утвердилось понятие "саморегулируемая организация", принципиальным отличием которой как раз и является ее "негосударственность". Но и вне законодательной системы норм о саморегулируемых организациях (соответствующий проект Федерального закона уже рассматривается в Государственной Думе) существуют неформальные (т. е. не инкорпорированные) объединения, подобные ОФИСПу (Открытому форуму интернет-сервис-провайдеров), принятые которым "Правила пользования сетью" фактически утвердились по крайней мере в качестве обычая делового оборота.

Интернет, в свою очередь, представляет собой интереснейший пример того, насколько удачно и эффективно может развиваться столь сложная техническая система практически в отсутствие формального правового регулирования.

"Где есть общество, — писал Г.Ф. Шершеневич, — там должны быть и правила общежития, или социальные нормы" 134 . Здесь можно было бы также вспомнить Л.И. Петражицкого, который вместо различения социальных и правовых норм расширил понятие права, включив в него "все императивно-атрибутивные переживания и все соответствующие проекции без всяких изъятий и ограничений" 135 . Важно, что понятие социальной нормативности включает правовые нормы, т. е. само по себе является шире. Социальные нормы представляют собой предписания, требования, пожелания, с которыми связаны определенные ожидания, а именно, ожидания соответствующего (общественно одобряемого) поведения. К социальным нормам обычно относят нормы права, морали, религиозные, корпоративные нормы, обычаи (в том числе деловые обыкновения), этикет и проч. В то же время проблема того, каким образом соотносятся социальные нормы и неофициальные нормы поведения, принятые в Сети, до настоящего время не получила однозначного решения.

Если в отношении иных проблем, связанных с правовым регулированием Интернета, нам требовалось ответить на вопрос о наличии либо отсутствии специфики соответствующих отношений и объектов, то в отношении кибернорм вопрос об их специфике потребует от нас рассмотрения не только предмета регулирования, но также природы (происхождения) и развития указанных норм.

Вслед за Эйприл М. Мэйджор 136 под "кибернормами" мы будем понимать "обязательные к исполнению неформальные социальные стандарты в киберпространстве" 137 . Уже было сказано, что так называемое виртуальное сообщество не представляет собой какого-то особого субъекта и состоит из пользователей, т. е. образовано в конечном счете людьми, теми же, которые входят в сообщества или группы (скажем, профессиональные или по интересам) в привычном для нас "социальном пространстве". В то же время утверждать, что отношения, складывающиеся внутри такого сообщества и образующие его каркас, полностью идентичны традиционным, было бы преждевременным. Вполне очевидно, что пользователи в той или иной мере переносят общепринятые социальные нормы на коммуникации внутри Сети. Однако, — и в этом заключается один из центральных тезисов научного исследования Э.М. Мэйджор "Происхождение и развитие норм в киберпространстве: модели эволюции кибернормы", — развитие киберпространства шло по пути от гомогенной социальной группы, сформировавшейся за его пределами, к квазинезависимому гетерогенному сообществу, которое сложилось уже непосредственно в виртуальной среде 138 .