В занятую урками Кемь пожаловало большое начальство из «центра» — в обстановке строжайшей секретности на чудом уцелевший аэродром был доставлен спецрейсом люфтваффе весьма и весьма высокий чин, столь высокий, что даже не посчитал нужным выйти из самолета, назначив аудиенцию прямо в личном лайнере.

Командир урок — суровый упырь с лицом, способным запросто послужить учебным пособием по асфальтовой болезни в крайней стадии, стоял у самого входа в самолет, чуть ли не на последней ступеньке трапа, и чувствовал себя крайне смущенным. «Биг босс» даже не удосужился повернуться к нему лицом, оставшись стоять возле широкого иллюминатора, заложив руки за спину и встретив посетителя лишь слабым поворотом головы — так что командурк даже не сумел понять, с кем он имеет дело:

— От лица совета Европы… предлагаю забаллотировать тебя… на пост президента Гондураса!

Урка сглотнул подступивший к самому горлу комок и все же решил поделиться своими опасениями:

— А ну как они нам газ отключат?

Даже со спины было видно, как поморщился его собеседник. Свое недовольство он выразил жестко:

— Выводите своих урок на майдан, пан Ющенко.

Все так же — даже не обернувшись, он вытащил откуда-то плотный пакет, скрепленный большой сургучной печатью, и, неизвестно откуда выскочивший холуй в сереньком мундирчике, подхватив застывший в воздухе ценный груз, передал его из рук в руки урке. По дурке. Шутка.

Вежливо улыбаясь, холуй указал посетителю на дверь, давая понять, что «прием окончен».

Скатившись по узкому трапу, урка сорвал с пакета сургучную печать и, едва вчитавшись в первую строчку, гласившую: «План Барбаросса», недовольно поморщился и сунул бумаги подскочившему адъютанту:

— На, читай, не пойму, что там про «баба с возу»…

Ленинскую комнату в связи с объявленным военным положением уже эвакуировали вместе с другими ценностями в северные районы страны, а посему обещанную Пендальфом торжественную процедуру принятия Чука в «органы» пришлось отменить.

Но все же, церемония, назначенная на двенадцать часов в кабинете папашки Баралгина и Эффералгана, по совместительству начальника местного ГУВД, была для карапуза никак не менее волнительной. Всю ночь он заучивал слова торжественной клятвы и заодно оплакивал последние деньги, изъятые у него из кошелька Пендальфом. Проводя экспроприацию, старикан нахально заявил, что «это традиция» и «без накрытия поляны не обойтись».

Впрочем, все прошло не так страшно, как представлял себе Чук, — похоже, всех собравшихся и вправду больше волновала «банкетная часть программы». Бедняга «ментуриент» в процессе «посвящения» постоянно косился на укрытый кумачовой скатертью стол, едва успевая сглатывать слюну и смахивать слезу, вспоминая, на чьи шиши сегодня Погуляет начальство, однако совсем уж отвлекаться от процесса не давало его собственное бубнение:

— …Вступая в ряды гондурасского ГУВД, обещаю в рабочее время курировать ларечников и пасти проституток. Зарплату обязуюсь передавать в фонд руководства без остатка.

Генерал Димедрол, вяло кивавший головой в такт знакомым словам, даже вздрогнул от неожиданности, услышав последнюю фразу Чука:

— Про зарплату — это очень правильно, сам придумал? Однако пистолет тебе дадут, а дальше крутись, как хочешь. Если хочешь, можешь выбрать себе партийную кличку — выбор сейчас как никогда богат. Выбирай — Дихлофос, Ибупрофен или Левоментол. Мне лично больше всего нравится последний вариант. Звучит по-нашенски.

Чук наморщил лоб, а его новый босс метнулся к столу:

— Ну, ты пока решай, а мы посмотрим, чего тут нам бог послал?

Стоявший чуть поодаль Эффералган хотел было что-то сказать, но от него недовольно отмахнулись:

— Ты же знаешь, я на диете.

Димедрол окинул взглядом стол, отщипнул пальцем от одного блюда, от другого. Взял в руки нож и вилку — как положено по этикету, поковырял ножом в зубах и, отложив его в сторону, придвинул к себе одну из плошек:

— Тэкссс… Начнем с мясного салата «Ошибка сапера».

— Там же полно холестерина, — встрял-таки Эффералган.

Однако гондурасский супермент не зря дослужился до своих чинов — как и всякий прирожденный начальник, он запросто переносил любую критику в свой адрес на подчиненных:

— Что ж, мне теперь голодать из-за того, что вы сдали уркам мой погребок с диетпитанием?

Умело поддетый Эффералган посерел, затем побагровел, после чего вытянулся по стойке смирно и «со слезой на глазу» заявил:

— Товарищ генерал, разрешите отбить?

Порядком уже расковырявший нехилую горку салата, гондурасский «боссмент» чуть было не подавился снедью и, едва откашлявшись, принялся сердито выговаривать выскочке: