Шрифт:
– Порядок. Седьмой вагон, рядом с вашим. Будем прикрывать.
– Учти, сейчас рации у меня нет!
– Уже учел. В случае экстренной связи закажи в наше купе, шестое, чай два стакана и через пять минут встречаемся в туалете, ближнем к твоему вагону.
– А если туалет занят?
– Тогда в дальнем. Все, я пошел, а то Деревянко может подойти.
– Мой чемодан у тебя?
Шарапов молча кивнул и со скучающей физиономией пошел на перрон. Через десяток секунд к стойке почти подбежал слегка запыхавшийся Деревянко с чемоданом. Его лицо выражало нескрываемую злость:
– Суки! Как они смеют! Без всякого повода! Без адвоката!
Тут он осекся и посмотрел на Дубова. Тот молча допил стакан и спокойно поставил его на стойку:
– Слушай, потом расскажешь! Пятнадцать минут до отхода поезда! Где ты шляешься, едрёна корень!?
Деревянко в недоумении уставился на Сашу, потом плеснул себе пива, быстро выпил и хрипло спросил:
– Какой вагон?
– Шестой! Пошли, быстро! Поезд уже на парах!
Деревянко тоже был на парах, но на винных. Да и Дубов за трезвого вряд ли сошел, если бы к нему прицепилась милиция.
Когда солнце уже встало над горизонтом, а поезд мерно стучал на рельсах, Саша, лежа на полке, повернулся к Деревянко, тоже обессилено лежащим на полке, и тихо спросил:
– Слушай, Вань, ты так мне и не рассказал про свою задумку. И про то, зачем мы в Горький едем. Я в темную не играю!
Деревянко повернул к нему голову, зажег сигарету и произнес стандартную фразу из фильмов:
– Если я тебе скажу, у тебя не будет обратного пути. Ты понимаешь?
– Ладно, не стращай!
– Саша очень естественно махнул рукой, - У меня и так обратного пути нет. Меня вообще нет!
– Ладно, слушай!
– Деревянко перешел на зловещий шепот, - Я попутно занимаюсь наркотиками. Хочу в своей деревеньке под Горьким наладить производство. Понимаешь?
– А-а-а! Вот почему я тебе нужен! Колеса будешь варить?
– Какие колеса?
– озадаченно уставился на Сашу Деревянко, - Зачем их варить?
"Какой болван!" - подумал про себя Саша, - "И чему их только учат? Совсем лексикона не знает!"
– Ну, то есть, таблетки хочешь готовить?
– добавил он вслух.
– Таблетки, - кивнул Иван, - И порошки. Все, что получится. У меня есть описание технологии и перечень оборудования. Вот, разберешься?
– с этими словами он вытащил из чемоданчика тетрадь с лабораторными опытами и протянул её Саше.
Тот, знавший её уже вдоль и поперек, индифферентно полистал страницы и для видимости в одном месте долго всматривался в записи, покачивая для важности головой.
– Ну что, сможешь?
– не вытерпел Деревянко.
– Сложная формула. И дозировки внушают сомнения. Некоторые составляющие мне вообще не знакомы. В остальном, ничего необычного нет. И где ты собираешься все это брать?
– Достанем, Саша. Были бы деньги. Ты возьмешься за процесс?
– Хм, а какова будет моя доля в прибыли?
– Ну-у, я бы мог дать двадцать пять процентов!
– Шутить изволите? Подсудное дело, если чего, то мне срок больше дадут, а ты двадцать пять процентов! Не смешите меня! Пятьдесят!
– Какие пятьдесят, слушай! Ты только будешь варить, а я и сырье доставать и сбывать, при всем притом, что финансирую все я! ( Саша был готов к тому, что Деревянко сейчас скажет "Что наш район не выполнил плана по сдаче государству шерсти и мяса"). Ладно, тридцать, - Иван сделал вид, что уступает.
– Обижаешь, дорогой! А ты знаешь, какое это вредное производство! У тебя там в деревне вытяжка есть? А если рванет, кто пострадает? Я! Сорок!
– Ты просто вымогатель! У этих разбойников научился, да? Я ж тебе описание всего процесса дал! Сиди и вари. Все учтено! Тридцать два!
– Если бы все! А ты знаешь, что будет, если на пару грамм ошибиться в дозировке биробуксилпропилена? Тридцать восемь!
– Ладно, хрен с тобой, - Деревянко понял, что ошибаться в дозировке не стоит, - Тридцать пять!
Саша с неохотой пожал Ивану руку.
ГЛАВА 21. Э-эх, дороги...
Дубов и Деревянко, измученные бурными событиями прошедших суток, спали как убитые почти двенадцать часов.
Тараскин, осуществлявший периодическое наружное наблюдение, дважды тихо открывал своим ключом дверь их купе и каждый раз видел одну и ту же картину: два безжизненных тела под одеялами, мерно выбрасывающие через рот или нос порции воздуха, заметно припахивающего перегаром. У Дубова сползло одеяло, но ему, очевидно, это не доставляло никаких неудобств.