Шрифт:
Вот каков был он, первый мужчина. И не трахались, а последствия были.
– ...Ли, вы опять жульничаете. Я ждал-ждал, а вы!
– попутчик рассмеялся.
– Не понимаю, вам что - кровавая простыня нужна? Вы не родственник мужа моей бабушки?
– Ли на секунду высунулась из воротника и весело посмотрела на соседа.
– Вы все время рассказываете не то. Я просил вас вспомнить роковые подробности, знаменательные для всех русских девиц как в завершающемся веке, так и
в предыдущем. Мы с вами собирались разобраться с вашей биографией, опираясь на страсти-мордасти, озирая вехи большого сексуального пути, выявляя типическое и отметая всякое иное, - пробубнил он почти сварливо.
– Я подустала. Давайте вы и ваша бордовая книжка поработайте. Обещаю страсти-мордасти. Вы каких желаете? Во фритюре? На пару? Гриль? Соусы?
– Именно.
– Он полистал свою книжку.
– У меня вот рыба в кляре...
***
Третий рассказ ночного попутчика
– Что с тобой?
– ...Свет за окном...
– Потушить?
– он попытался открыть глаза.
– ...И деревья.
– С ума сойти. Какие?
– Деревянные.
– Тебе плохо со мной?
– он открыл глаза и повернулся
к ней.
– Очень хорошо, - серьезно ответила она.
– Но мне отсюда не видно стрелок, а ты говорил, что тебе...
– Это я вчера говорил, а сегодня мне кажется, что можно и вычеркнуть. Тем более - тебе плохо.
– Мне хорошо. А ты обещал - я слышала. Я и дочери всегда говорю: не обещай, если не сделаешь.
– А сколько лет твоей дочери?
– спросил он, закрывая глаза.
– Три года четыре месяца и восемь дней, - ответила она.
– Удивительное совпадение. Моей восемь лет шесть месяцев и тоже восемь дней.
– Действительно, надо же, - согласилась она.
– А ее
матери?
– Она старше тебя.
– Он поднял руки и потянулся.
– Извини.
– Ну зачем ты?
– ласково улыбнулся он.
– Я мерзавец, каких полно.
– Таких мало, - ласково улыбнулась она.
– Спасибо, - сказал он, сел и стал думать о сигаретах.
Она поцеловала его в теплое молодое плечо, вышла из постели и огляделась, чтобы узнать комнату, и не узнала, поскольку утренний свет из окна неистово лился вкось, был холодно желт и необратимо ломал контуры ковриков, глубоких плюшевых кресел и даже больших двустворчатых дверей, в которые она входила еще трехлетней, в бантах, шумно шаркая под укор старой тетки - ходи тихо, будь красивой...
– Вернись, я сам, - позвал он.
– Нет, я их уже вижу. На подоконнике, - возразила она и на цыпочках пошла через всю комнату.
Он смотрел на плывущую в желтых изломах света белую наготу и холодел от разных бесформенных мыслей. Она мягко кралась, а широкий мрамор подоконника в бесстрастном ожидании леденил забытую на нем с вечера коробку.
Он прыжком догнал ее, подхватил на руки и быстро подсадил на высокий подоконник. Она даже не успела вскрикнуть от ледяного мраморного ожога. Сильными руками он почти грубо распялил ее на окне, как лягушонка, и одним точным движением ворвался в еще еле теплое, неготовое нутро.
– Что ты делаешь...
– ...сегодня вечером?
– усмехнулась она, подавая ему сигареты на медной пепельнице.
– Ночью, - сказал он, включая зажигалку.
– А, ночью... Скорее всего, объясняю мужу, по какой высокой причине я задержалась в родовом гнезде - вместо того чтобы ночевать в супружеском.
– Начни с меня, пожалуйста, объясни.
– Запросто. Я тебя люблю.
– Так. Выходи за меня замуж. А что ты скажешь ему?
– Еще не придумала. Но если правду - убьет. Смертельно.
– Он преступник?
– Он твой лучший друг последнего времени.
– Интересно. Но я слабо разбираюсь в мужской дружбе.
– Он с легким раздражением взглянул на свои голые органы любви, затянулся дымом и лег на спину. Кровать тихонько скрипнула.
– Я тоже, - она легла рядом, чихнула, закашлялась, вытерла глаза и сказала: м.
– Не может быть, - спокойно ответил он.
– Почему?
– искренне удивилась она.
– Поэтов не судят.
– А я не по этому делу...
– она тоже потянулась к сигарете, но передумала.
– Тогда почему...
– он смотрел на нее как впервые.
– Вопрос одинаково самокритичный и бестактный. Не почему. Без причины. Никаких треугольников.
– Еще раз извини...
– он опять встрепенулся, прильнул к ней, обнял.
– Скажи, что наврала.
Он вошел в нее осторожно; ей подумалось, что с ужасом.
– Нет, - ответила она, - бережно приняв его внутри.
– Я редко вру.
– А что же мне делать дальше? Вот я, здесь, двигаюсь в тебе, это прекрасно, а ты рассказываешь мне страшную сказку...