Перед командировкой Георгий Семенович напутствовал Сергея, что и как надо сделать. Закончил инструктаж размышлениями Феликса Эдмундовича Дзержинского о чистых руках, которыми должны обладать чекисты.

— Садясь за рабочий стол, принимаясь за дело, посмотри на свои руки, — наставлял Георгий Семенович. — Они должны быть всегда чистыми, вымыты щеткой с мылом так, как хирург моет свои руки перед операцией, чтобы не занести инфекции. Не забывай, что тебе тоже предстоит операция — правда, иная, но тоже связанная с человеком.

В шкафу у Георгия Семеновича всегда висело небольшое чистое полотенце, а на полке лежало мыло в мыльнице. Я не раз видел, как он брал полотенце и шел в умывальник, а потом, возвратившись, с удовольствием говорил:

— Вымоешь руки, и на душе становится легче, приятно взять бумагу, ручку, работается веселее.

Мы-то, конечно, понимали, что о чистых руках он говорил не в буквальном смысле.

На следующий день Сергей на рейсовом автобусе отправился в командировку.

В Старом Вязовом Телкина, как и следовало ожидать, не оказалось. Его жена, добросовестно трудившаяся в колхозе, и родственники, и соседи не знали, где он находится. Они пытались у Сергея навести справки о Телкине, подозревая, что он арестован. Их можно было понять. Жена осталась с тремя детьми, школьниками, но не плакала, а сурово осуждала Телкина за то, что тот связался с оккупантами и теперь ей проходу нет на селе. Она просила Сергея передать ему, когда найдем, что намерена развестись с ним, чтобы дети не страдали из-за такого позора. Допрошенные Сергеем свидетели показали, что во время оккупации Телкин выслуживался вовсю перед гитлеровцами, рьяно выполняя все их распоряжения, составил список коммунистов села и участвовал в их аресте.

«...Ранним утром 9 января 1942 года кто-то настойчиво постучал к нам в окно, — писала в своих показаниях свидетельница Пузина В. И. — Я накинула платок и подошла к окну. На улице стояли помощник старосты Телкин Дмитрий Осипович и три немецких солдата с автоматами. Телкин тарабанил палкой в окно. До меня сразу все не дошло, что нас ожидает, но я вся тряслась со страху и не знала, что делать. Открывал дверь мой муж — Пузин Петр Николаевич. Телкин тут же сказал ему, чтобы он одевался. Муж кое-как собрался, и его увели. В тот же день мужа, а также односельчан, членов ВКП(б) Миронова А. Т., бывшего председателя колхоза, Зуева Г. Р. и Никашкина И. Г., расстреляли за селом в овраге. Мой муж работал учителем в нашей школе, состоял в партии с 1929 года».

— Достаточно? — спросил меня Сергей, возвратившийся из командировки. — Или еще?

— Достаточно.

— Допросил я всего шестнадцать свидетелей. Все в один голос подтверждают, что именно Телкин составил список коммунистов и лично участвовал в аресте и расстреле четырех человек в январе сорок второго, перед самым отступлением немцев. Это, конечно, не все его черные дела. Он отобрал у односельчан для фашистов много коров, собирал валенки, теплую одежду. Одни во время допросов плакали, другие уже выплакали все слезы, глаза у них сухие, красные...

Оставалось найти Телкина. Для этого следовало еще раз побывать в селе. Может, кто из родственников или близких дружков Телкина и знал, где он находится, но на допросах Сергею никто ничего об этом не сказал. В селе жили мать, жена, дети... Трудно Телкину удержать себя от связи с ними.

— После свадьбы сразу поеду и без Телкина не вернусь, — сказал Сергей.

— Умчишься на второй день?.. Бросишь жену, вещмешок — за плечи, палку в руки и — в Старое Вязовое искать Телкина? Нет уж, товарищ Панов, я сам поеду.

Георгий Семенович согласился с моими доводами, что ехать в Старое Вязовое сподручнее мне.

В селе кое-кто остался из приятелей Телкина, но они помалкивали, были на его стороне еще по периоду раскулачивания, когда Телкиных Советская власть лишила мельницы на речной запруде и изъяла из их амбаров много хлеба. Еще тогда, затуманенный злобой, в разорванной рубахе, без шапки, Дмитрий Телкин бегал по селу с топором в поисках председателя сельского Совета. Повыбивал все стекла в окнах избы-читальни, сельсовета, требовал возвращения мельницы и хлеба, а ночью пытался поджечь сарай, в который сложили изъятые мешки с зерном.

— За это его судили. Два года отсидел в тюрьме, затаился, — рассказывал мне председатель сельского Совета, когда я у него поинтересовался, почему Телкин пошел на службу к немцам. — В Новом Вязовом, километрах в пяти от Старого, живет его Любка, по-уличному — Рябая. У нее, как судачат деревенские бабы, растет малец от Телкина. Она хотела выйти замуж. Узнав об этом, Телкин явился к ней навеселе и в потасовке выбил ей глаз. Выходит, из-за любви. Так она и осталась не то в девках, не то в бабах. Недавно прошел слух по селу, что Любка наведывалась к матери Телкина.

Председатель осторожно подводил меня к мысли, что Любка может что-то знать о месте пребывания Телкина.

На следующий день после этого разговора с председателем я отправился пешком в соседнее село, разыскал бригадира, недавно уволившегося из армии сержанта, и повел разговор о скрывающихся немецких пособниках, предателях, карателях, у которых кровь на руках.

— У нас нет таковых, товарищ капитан, — заявил вчерашний сержант. — У нас все на виду.

— Телкина Дмитрия из Старого Вязового знаете?