И потрясенно замерла, почувствовав, что он сполз еще ниже, а его плечи клином вдвинулись между ее бедер, раздвигая их еще шире, ощутила первые горячие прикосновения его рта и языка на мягкой коже бедер, где еще горели огнем следы его ищущих пальцев. Ее пронзило предчувствие: губы его следовали за пальцами, а пальцы пробрались туда, где… Ее дыхание прерывалось, когда палец, проникший глубоко внутрь, ласкал ее там… нет, он ведь не хочет… не может…

Пытаясь обрести дыхание, она прошептала:

— Макс… что ты… о-ооохх!!! — Ее протест закончился задушенным всхлипом, когда он поцеловал ее в тайном месте, и мир разбился вдребезги. Мгновенное наслаждение пронзило ее тело копьем горячей ласки, и огонь поглотил ее и оставил трепетать на дыбе раскаленного желания.

Макс отчаянно пытался удержать себя, пока она рыдала и билась в его объятиях. Он медленно довел ее до края и держал там, пока в ее отчаянных криках не зазвучал почти ужас перед неодолимым потоком ощущений, в котором она захлебывалась.

Его контроль дал слабину, и он толкнул ее и бездну и услышал болезненно сладкий крик экстаза, когда она выгнулась дугой и забилась, вздрагивая в его руках. Едва осмеливаясь дышать, он оторвался от ее тела, стараясь не обращать внимания на острую боль своей восставшей плоти. Он до остервенения жаждал навалиться на нее сверху и погрузиться в ее страстно-мягкое тело и еще раз довести ее до завершения. Но нельзя. Он даже не осмелился показать ей, как облегчить его боль. Его самообладание уже дымилось по краям.

Он должен уйти. Сейчас же. Прежде чем потеряет власть над собой. Прежде чем нарушит свое обещание. Он с силой втянул в себя воздух, точно вдохнул осколки стекла, и напрягся, готовясь подняться. Она сместилась в его руках, уютно устраиваясь у него на груди с доверием, что разрывало ему душу, прижимаясь щекой к его подмышке, ее прерывистое дыхание ласкало его разгоряченную кожу. И было что-то еще… Не понимая, он поднял руку и коснулся ее щеки. Сердце его чуть не выпрыгнуло из груди, когда он почувствовал слезы.

Господи…

— Верити, с тобой все в порядке? Я не сделал тебе больно? — Его голос сорвался при этой мысли. А если он напугал… или шокировал ее?

— Нет… О нет. Я… Ах, Макс, пожалуйста, держи меня…

Он в отчаянии закрыл глаза. Он не мог уйти. Пока еще нет. Пока она не заснет. Макс стиснул челюсти и терпел.

Верити проснулась в полнейшей тьме и тут же потянулась к нему. И нашла только пустоту. Сон слетел с нее, и она села в кровати. Это все ей приснилось?.. Нет. Ее тело растаяло при одном воспоминании о том экстазе. Но он ушел. Без… Ее щеки в темноте окутала жаркая дымка, пока она искала нужные слова. Он не… не взял ее.

Должно быть, она заснула в его объятиях. А он был слишком внимателен, чтобы разбудить ее. Она улыбнулась в темноте, в ней пела радость, хотя глубоко внутри ныло желание принять его внутрь себя, подарить ему наслаждение. Он пришел к ней, вновь занимался с ней любовью, вновь дал ей страстную близость.

Она улыбнулась в темноте и зарылась глубже в мягкий пух постели. Завтра — нет, уже сегодня утром — она спустится к завтраку.

Через неделю Макс стоял и смотрел на дверь, ведущую в спальню его жены. Прошла неделя с тех пор, как он впервые лег в ее кровать.

Он чувствовал себя так, будто его растягивают на дыбе и предел все ближе и ближе. И виной тому его собственная глупость. Он проводил с ней дни и ночи. Она сопровождала его в поездках, задавая сотни вопросов о его поместье, его арендаторах. Он практически силой кормил ее, если ему казалось, что она мало ест, пока она не пожаловалась ему, что чувствует себя гусем, которого откармливают для стола.

Она была счастлива. Счастлива, черт возьми! А он лгал ей. О нет, не напрямую. Он лгал тем, что молчал. Тем, что делал. Каждую ночь он отправлялся к ней в постель, задувал лампы и тешил ее со всем мастерством и нежностью, но отказывал себе в удовольствии. Даже в удовольствии видел ее отклик на его любовь. Он не смел.

Любой другой женщине он бы попросту пока зал, как отплатить ему наслаждением. Но он не решался сделать это с ней.

Пламя его свечи мерцало и колебалось, отбрасывая свет, хрупкий, как его самообладание. Достаточно было тихого шепота, чтобы уничтожить его. Безумие. Истинное безумие. Его рука потянулась к ручке двери, он задул свечу и поставил ее на стол рядом с дверью.

Верити ждала, опершись на подушки. Должно быть, она что-то делала неправильно. Каждый вечер он приходил к ней и занимался с ней любовью в темноте. Всегда в темноте. Со вздохом она наклонилась и погасила прикроватные лампы. Дрожь охватила ее тело при воспоминании о нежной настойчивости его рук, о жаркой, скользящей ласке его губ и языка, любивших ее, пока тьма не рассыпалась ослепительными искрами. Но он никогда не получал удовольствия, никогда не обладал ее телом.