Тобор прошел в шаровую обсерваторию. Прильнул к окуляру и долго смотрел в телескоп, нацеленный на двойную Бету Лиры.

Обвив щупальцами трубу телескопа, он смотрел в него не отрываясь. Два солнца, два разноцветных солнца — зеленое и алое — совершали извечный свой путь, вращаясь вокруг общего центра тяжести. Если сигналы, полученные из этой системы, искусственного происхождения, то где-то там должна быть и планета — обиталище разумных существ. Но какое отношение могут иметь к ним загадочные пластинки, заполонившие корабль и наделавшие столько бед?

Одиноко бродя по кораблю, белковый вдруг подумал: «Жаль, я лишен чувства усталости. Хорошо бы забыться хотя бы на короткий срок». Мысль была новой и непривычной. Ему припомнилась речь Акима Ксенофонтовича на внеземном космодроме, перед стартом «Каравеллы». Старый академик говорил о беспредельности познания, о цепочке человеческих поколений, которая не рвется, хотя эйнштейновский эффект времени может разбросать людей одного поколения и на сто, и на двести, и на тысячу лет…

Сколько столетий назад умер Аким Ксенофонтович? Сколько столетий протекло уже на далекой Земле? Сколько столетий еще протечет, пока «Каравелла» вернется? Да и вернется ли?..

Внезапно корабль дернулся. Одновременно прогремел взрыв, и тут же завыла аварийная сирена. От неожиданности Тобор вздрогнул. И это тоже было то новое, что появилось у него в последние дни — никогда прежде Тобор не вздрагивал.

Мозг белкового заработал особенно четко, как и всегда в минуту смертельной опасности.

Впереди возникло черное пятно: это был провал, испещренный колючими точками. Звезды! Коридорный отсек переломился надвое, и половина его исчезла.

Воздух из коридорного отсека мигом улетучился. Легчайшие белые хлопья, образовавшиеся от сконденсированных паров, гирляндами осели на стенах. В пролом хлынул космический холод.

Корабль качнулся, и Тобор едва не вылетел в открытое пространство. Он вовремя успел ухватиться щупальцем за штангу, опоясывающую коридорный отсек, — она была рассчитана на полет в условиях невесомости.

…К безвоздушному пространству и низкой температуре Тобору было не привыкать.

Осторожно и цепко перебирая щупальцами вдоль штанги, робот приблизился к образовавшемуся пролому и выглянул наружу. От взрыва рваные края обшивки обуглились, почернели.

…«Каравелла» переломилась в самом узком месте, там, где хранились контейнеры с антивеществом. По прикидке Тобора, это было вызвано тем, что пластинки сумели проникнуть в эти контейнеры и тем самым вызвали реакцию аннигиляции.

Отломившаяся половина корабля, вместе с умолкшими двигателями, уплывала вперед, повинуясь импульсу, полученному от аннигиляционной вспышки.

Догнать уплывающую половину корабля, чтобы состыковаться с ней, Тобор был бессилен — все маневровые дюзы находились на оторвавшейся части «Каравеллы».

Расстояние между обеими половинами корабля медленно увеличивалось.

Тобор понимал, что решение нужно принимать сразу — для раздумий времени не оставалось.

И тут роботу по единственно необходимой в этот критический момент ассоциации вспомнилось давнее-давнее… Эта вспышка памяти была подготовлена всей предыдущей работой его мысли. Перед внутренним взором высветилась картина испытательного полигона Зеленого городка, заключительный цикл решающих испытаний и его отчаянный прыжок через вулкан, на дне которого клокотала огнедышащая лава. Именно тогда, в экстремальных условиях, Тобор прыгнул со вспомогательным грузом, хотя этому его не учил никто из воспитателей. Он зажал в щупальцах два увесистых обломка базальтовой скалы, повинуясь острому, как проблеск молнии, прозрению: недаром ведь по настоянию Акима Ксенофонтовича его напичкали всевозможной информацией о прыжках всех выдающихся легкоатлетов, начиная с легендарных времен первых древнегреческих Олимпиад!..

Воспоминание отхлынуло. Робот огляделся. Теперь он знал, как нужно действовать.

Тобор подскочил к отсеку, где хранилось снаряжение для высадки на новую планету, и мощным рывком отворил задраенный люк. Из отсека со свистом вырвался еще сохранившийся там воздух. Робот вихрем влетел в отсек. Дело решали теперь мгновения. Вытащил из контейнера моток стального троса, испробовал его на разрыв и отбросил в сторону: сталь могла не выдержать необходимого напряжения. Он шарил глазищами, включил инфразор и все локаторы, но никак не мог обнаружить того, что ему требовалось. После поисков первых пластинок и последующих баталий с ними все в отсеке было перевернуто вверх дном. А потом уж было не до того, чтобы навести здесь, на складе, хотя бы относительный порядок.

Наконец Тобор нашел то, что искал — бухту нейтритового троса. Он легко выкатил катушку четырехметрового диаметра в накренившийся коридор и поспешил к зияющему вдали пролому. По пути остановился и двумя рывками вырвал из-под потолка два тяжелых металлических куба — климатические установки «Каравеллы». Грани куба представляли собой густую решетку, из которой еще вырывалось теплое дыхание: установки честно, из последних сил старались восстановить в коридорном отсеке температуру и влажность, необходимые для поддержания жизнедеятельности людей.

Едва смолкли двигатели, на изувеченном корабле воцарилась невесомость, и Тобор включил магнитные присоски. Он подкатил к пролому гигантскую катушку, освободил конец троса и тщательно принайтовил его к одной из конструкций, выгнувшихся во время взрыва. Затем вернулся к двум оставленным кубам, пятясь и разматывая за собой трос, На переднее щупальце надел катушку и проверил, свободно ли она вращается.

В два свободных щупальца Тобор взял по кубу. Необходимо как можно точнее рассчитать прыжок — от этого зависит все.