— Она происходит из рода самого императора Монтесумы [3] .

Вежливый способ объяснить, что она очень знатна, но и только.

Ни положения, ни титула, ни состояния. Родственница-компаньонка Три Цветка, выбранная, возможно, за имя и ранг, возвышающий ее над слугами, хоть и ненамного. Но молодая аристократка могла привязаться к такому существу, особенно если ее родная сестра была красивой, бессердечной и пустоголовой.

Я тряхнул головой, стараясь вернуться к действительности.

— Значит, тут не совсем то, что вы думаете. Лучше возвращайтесь домой и ждите известий.

— Я желаю, чтобы ее нашли!

— Воображаете, будто стоит мне щелкнуть пальцами, и она возникнет из воздуха?

— Думаю, что ты можешь связаться со своими дружками, которые занимаются похищением людей.

— Они мои коллеги, а не друзья, и похищают исключительно за выкуп.

Тут мне в голову пришла весьма интересная мысль.

— Четыре Цветка — хорошенькая?

— Очень, — отрезала благородная леди, но, очевидно, тут же поняла мой намек, потому что смертельно побледнела.

— Думаю, ты прекрасно знаешь и содержателей борделей, — с холодной яростью прошипела она.

— Многих, — согласился я, ехидно улыбаясь. — Но мои знакомцы не настолько глупы, чтобы связаться с высокородной барышней, похитив ее прямо на улице средь бела дня.

«Разве что им хорошо заплатят. Или пообещают защитить от дядюшки Тлалока и его приспешников».

А вот эти соображения я не собирался высказывать вслух..

— У нее были любовники?

— Она была нетронутой, — заверила Три Цветка. — Горничная подтвердила это перед смертью.

— Поклонники? Легкий флирт?

— Я бы знала это.

— Вот как…

Я долго молчал.

— Я хорошо заплачу за возвращение Четыре Цветка.

Она полезла под плащ и швырнула чем-то в меня. Я инстинктивно увернулся, и об пол со звоном ударился кисет из оленьей кожи.

— Думаю, для начала этого хватит.

Я пинком отбросил кисет к ногам гостьи.

— Я берусь за это дело не ради денег.

Она впервые улыбнулась.

— Больше ты от меня ничего не получишь. Мой муж не сможет восстановить тебя в правах, а если бы и мог, я бы на этом не настаивала.

— В те времена, когда еще уважали порядок и приличия, вас бы раздели догола и били кнутом на всех площадях за то, что посмели явиться ночью к мужчине, да еще не родственнику, — усмехнулся я, задумчиво разглядывая ее. — Впрочем, такое и сейчас случается.

Она презрительно хмыкнула, накинула на голову мантилью и выплыла из комнаты. Уо, должно быть, встретил ее у двери, потому что я не услышал стука. Не успела она уйти, как я потянулся к текиле.

На следующий день я проснулся поздно, с распухшей головой, мерзким вкусом во рту и тошнотворным ощущением в животе, причем не только физическим. Дважды за последние дни мне пришлось иметь дело с призраками прошлой жизни, а это в два раза больше, чем я способен выдержать.

Переодевшись в чистые одежды, я наскоро проглотил холодную тамале, осевшую в желудке свинцовым комом, и поспешил на улицу. Скоро ворота рынка закроются, а мне нужно кое с кем повидаться.

Улицы вокруг рынка Огненного Цветка кишели носильщиками, рабами, женщинами и их служанками. Там и тут мелькали клетки с попугаями: клювы открыты, языки свисают, словно птицы погибают от жажды. Босоногая девчонка из рода Лягушек, едва достигшая брачного возраста, загородила дорогу на входе. На руках нищенка держала младенца с привязанными к голове деревянными дощечками, предназначенными для того, чтобы сплющить череп и добиться наибольшего сходства с земноводным, по имени которого был назван весь род. Заунывное бормотание попрошайки было прервано появлением увенчанного зеленым плюмажем аристократа со свитой. Нас обоих прижали к стене, но я быстро опомнился и последовал за процессией, замедлив шаг только дважды: когда аристократ остановился полюбоваться крохотной дочерью пуховщика, осторожно ощипывавшей тонкими костяными щипчиками перья с насаженной на железный вертел колибри, и возле татуировщика, создававшего подобие чешуи на красивом лице молодого человека.

Завсегдатаи рынка и покупатели постепенно расходились. Несколько торговцев уже закрывали палатки, а подметальщики принялись за работу. Я нырнул в лабиринт извилистых проходов между лотками, несколько раз огляделся, сориентировался и вскоре очутился возле узкого дверного проема, скрытого тростниковой циновкой, на которой еще проступало едва различимое под пятнами и царапинами изображение ягуара.

— Кто там? — прокаркал хриплый старушечий голос.

Я откинул циновку и ступил через порог в темноту.

— Пилигрим, алчущий мудрости и совета Матери Ягуара.

За спиной послышался шорох, словно кто-то расслабился, облегченно вздохнул, а возможно, и опустил оружие.

— Добро пожаловать, усталый путник, — откликнулся голос, на этот раз немного громче. Я направился ко второму проему, отодвинул занавеску и очутился лицом к лицу с Матерью Ягуара.

Она стояла на коленях перед низким глиняным алтарным столиком, бросая и перемешивая костяшки, чересчур мелкие для свиньи или оленя.

— Садись, сын мой, — пригласила она голосом куда более сильным и звонким, чем тот, который приветствовал меня у двери. — Что привело тебя сюда?