— Ради Бога! Боуман же исчез! Я не знаю…

— Ты найдешь его и воспользуешься вот этим. — Серл порылся в складках своей рясы и достал пистолет с глушителем. — Если тебе это не удастся, избавь нас от проблем и сам покончи с собой.

Кзерда долго смотрел на него.

— Кто этот Гэюз Стром?

— Я не знаю.

— Мы когда–то были друзьями, Симон Серл…

— Клянусь Богом, я никогда не видел его. Он передает инструкции по почте или по телефону, а иногда через посредника.

— Тогда ты, может, знаешь, кто этот человек? — Кзерда взял Серла за руку и почти подтащил к выходу из палатки, закрытому пологом, один угол которого был приподнят.

Прямо перед ними находился ле Гран Дюк, который, вероятно, снова наполнил свой стакан. Он смотрел прямо на них, и взгляд его был задумчив.

Кзерда быстро опустил полог.

— Ну?

— Этого человека я видел раньше, — сказал Серл. — Богатый аристократ, я думаю.

— Богатый аристократ по имени Гэюз Стром?

— Я не знаю. И не желаю знать.

— Этого человека я вижу на паломничестве в третий раз. И третий год я работаю на Гэюза Строма. Он задавал вопросы прошлой ночью. Сегодня утром он спустился из отеля посмотреть, что сделали с моей кибиткой. И сейчас он пристально смотрит прямо на нас. Я думаю…

— Подумай лучше о Боумане, — посоветовал Серл. — Мой тебе совет — помалкивать. Наш шеф желает оставаться инкогнито. Он не хочет, чтобы вмешивались в его жизнь. Понимаешь?

Кзерда неохотно кивнул, засунул пистолет под рубашку и ушел.

Ле Гран Дюк задумчиво посмотрел ему вслед через очки.

— Боже мой, — сказал он мягко. — Он уже исповедался.

Лила переспросила вежливо:

— Прошу прощения, Чарльз?

— Ничего, моя дорогая, ничего. — Он перевел взгляд и встретился глазами с Тиной, которая, очевидно бесцельно, бродила вокруг с мрачным видом. — Честное слово, очень симпатичная шустрая девчонка. Возможно, чем–то удрученная… да, определенно расстроенная. Но красивая.

Лила сказала:

— Чарльз, я начинаю думать, что ты любитель хорошеньких девушек.

— Аристократы всегда этим отличались. Карита, моя дорогая, в Арль, и как можно быстрее. Я неважно себя чувствую.

— Чарльз, — озабоченно отозвалась Лила, — ты нездоров? Солнце? Если мы поднимем верх…

— Я голоден, — сказал ле Гран Дюк просто.

Тина проводила взглядом лимузин, который отъехал, мягко шурша шинами, затем бегло осмотрелась вокруг. Лакабро на ступеньках кибитки не было. Не было также видно Мака и Мазэна. Как будто совершенно случайно она оказалась около палатки–исповедальни. Не смея оглянуться, чтобы окончательно убедиться, что за ней не следят, Тина откинула полог и вошла в палатку. Сделала пару неуверенных шагов к исповедальной кабине.

— Отец! Отец! — позвала она трепетным шепотом. — Я должна поговорить с вами.

Глубокий скорбный голос Серла донесся из кабины:

— Именно для этого я здесь, дитя мое.

— Нет, нет! — ответила девушка все еще шепотом. — Вы меня не понимаете. Я хочу рассказать вам что–то ужасное.

— Нет ничего ужасного, чего не может слышать служитель Бога. Твои секреты умрут вместе со мной, дитя мое.

— Но я не хочу, чтобы о них никто не узнал! Я хочу, чтобы вы пошли в полицию.

Занавеска отодвинулась, и появился Серл. Его худое аскетическое лицо выражало сострадание и озабоченность. Он обнял девушку за плечи:

— Что бы тебя ни мучило, дочь моя, твои горести уже позади. Как твое имя, дорогая?

— Тина, Тина Деймел.

— Доверься Богу, Тина, и расскажи мне все.

В кибитке, окрашенной в зеленый и белый цвета, Сара, Мари и ее мать сидели в глубоком молчании: время от времени мать Мари всхлипывала и вытирала глаза платком.

— Где же Тина? — спросила она, ни к кому не обращаясь. — Где же она может быть? Она отсутствует слишком долго.

— Не волнуйтесь, мадам Зигэр, — успокаивающе отозвалась Сара. — Тина разумная девушка. Она не наделает глупостей.

— Сара права, мама, — подхватила Мари. — После вчерашней ночи…

— Я знаю. Я знаю, что это глупо. Но Александре…

— Пожалуйста, не надо, мама.

Мадам Зигэр кивнула и замолчала.

Внезапно дверь распахнулась, и Тина тяжело рухнула на пол кибитки лицом вниз. В дверях стояли Лакабро и Кзерда, первый — ухмыляясь, второй — свирепый, с трудом сдерживая ярость. Тина лежала там, куда они ее бросили, неподвижно, явно без сознания. Ее платье на спине было изодрано в клочья, спина вся в крови и почти сплошь покрыта фиолетовыми рубцами: девушка была страшно, безжалостно избита плеткой.