Воробьева Елена
Шрифт:
слезу, подходит к окну.
А н т о н и а ( т о л п е )
Оставьте нас! Пред тайной смерти смирите гневные уста —
Он невиновен! Мне поверьте, все ложь и злая клевета!
Никколо дар был дан от Бога, и только Божья благодать
Была на нем… Его дорогу не все сумели распознать —
Неистовых мелодий искры и одержимые мечты
Пронзали сердце, словно выстрел… Но были помыслы чисты!
Он виртуозно, вдохновенно в мелодиях явил навек
Все, что есть истинно, иль бренно… И как порочен человек!
Он не придумал новых казней, страстей и слабостей людских —
Лишь ярче описал соблазны, что властвуют среди живых…
Но разве музыка, что гений оставил, в вечность уходя,
Не уничтожит подозрений? Ведь это — Господа дитя!
Вы только вспомните, как нежно взлетая ввысь, лилась она,
И падала огнем мятежным… и вновь бежала, как волна…
Бежала вдаль навстречу ветру… навстречу звездным берегам,
Навстречу солнечному свету и горным розовым снегам…
И словно шторм в глубинах моря, в соленых вспененных слезах,
Она неслась, смеясь и воя, и умирала на глазах…
Вы вспомните… Все эти звуки, что людям Мастер подарил,
Он пережил, и сердца муки осветят скорбный этот мир!
Он верил в Бога! Но причастье не смог принять в последний час —
То не проклятье, а несчастье! Неужто жалости нет в вас?!
Все разногласия и склоки, что были со святым отцом,
Несли лишь гордости уроки — но он смирялся пред Творцом!
Церковникам мой муж не верил, не признавал легатов власть —
Он знал, что над людьми давлеет греховных дел и мыслей страсть…
Но перед Господом единым он преклонял свою главу —
Благодаря за дар и сына, в молитвах возносил хвалу!
Он верил! Уповал в надежде, что Бог поймет тоску души,
И избранного Им, как прежде, Он благодати не лишит…
Прошу вас, расходитесь, люди! Оставьте нас скорбеть о нем —
Пусть сердце ваше зло забудет, а мы… лишь Божьей воли ждем…
Народ, загудев, спорит о том, кто прав… Потом, почувствовав присутствие
смерти, нехотя расходится.
Ангел смотрит вслед толпе, потом поворачивается к душе Никколо, стоящей
рядом…
А н г е л ( с о с в е тл о й п е ч а л ь ю ) :
Пойдем… теперь ты неподвластен людям — их злоба
не проникнет за полог,
Где исчезает боль, где память будет лишь отблеском земных
далеких снов….
Я был с тобой… Я плакал, сожалея о гибнущих в холодной
тьме сердцах —
Что подменяют волю Провиденья разящей ложью с ядом на устах…
Я видел! Жалкие, пустые души, что раздавить хотели, растоптать
Талант, что нитью в будущее служит, талант, что будет
в вечности сиять!
Пойдем… ты был всего лишь человеком, но часть души
оставил на земле —
И водопадом звуков век от века она прольется в память о тебе!
Не думай о печальном — ты вернулся туда, где музыка
твоя жила…
Теперь от сна земного ты проснулся, и скрипка тебя к дому привела…
Смотри! Узнай! Ведь с этих же просторов ты звуки уводил
в подлунный мир —
И отзвуками поднебесья хора ты людям светлый
полог приоткрыл…
Пойдем… Пусть бренные твои останки претерпят поругание людей —
Но свет души, свет искренний и яркий не сгинет среди
призрачных теней!
Я проводник и брат тебе отныне — предстанем вместе мы
перед Творцом,
Но не судьей Он станет в этом мире — а милосердным,
любящим Отцом!...
А в т о р : Завещание Маэстро не тронуло злобные души иезуи-
тов и церковников, проникновенные слова не дошли до их сердец:
«Запрещаю какие бы то ни было пышные похороны. Не желаю, чтобы артисты
исполняли реквием по мне. Пусть будет исполнено сто месс. Дарю мою скрипку
Генуе, чтобы она вечно хранилась там. Отдаю мою душу великой милости моего
Творца».
Епископ Ниццы Доменико Гальвано, пользуясь распространив-