Какая судьба ожидала бы в этом случае королеву Елизаветы? Сумела бы она бежать и найти убежище в какой-нибудь из протестантских земель Скандинавии или Германии? Пала бы с оружием в руках, подобно тысячам и тысячам англичанок, что наравне с мужчинами сражались в те дни с врагом? Стала бы жертвой подосланных испанцами убийц? Была бы заточена в монастырь до конца своих дней? Умерла бы в тюрьме или на эшафоте, как незадолго до того, по ее собственной воле – ее двоюродная сестра Мария Стюарт? Или же Филипп Осторожный счел бы возможным и целесообразным поразить мир невиданным и немыслимым дотоле зрелищем: сожжением за ересь по приговору священного трибунала коронованной особы, как за десяток с лишним лет до того, поразила мир сама Елизавета, отправив на плаху беглую королеву Шотландии?

Таковы были бы итоги победоносной англо-испанской войны 1588-90 годов.

Какими могли быть последствия этой, без преувеличения исторической победы католиков над протестантами? Привели бы они, как полагают иные, включая, например, Поликарпова, к тотальному господству в Европе католической Испании Филиппа II и восстановлению полноты власти папского престола?(13,266) Весьма маловероятно. Скорее, мы увидели бы обратную картину.

Ослабленная долголетней войной Испания, понесшая немалые людские потери, с еще более подорванной экономикой, вдобавок, еще глубже погрязшая в долгах, начинает все явственнее клониться к упадку.

Прежде всего, Англия остается незаживающей раной на теле католической супердержавы. Это как раз тот случай, когда, по выражению А. Тойнби «меч побежденного остается в ране победителя».

В лесах и горах острова действуют многочисленные партизанские отряды. Они нападают на небольшие гарнизоны, непрерывно тревожат оккупационные власти, буквально истребляют католических священников и монахов, убивают присягнувших на верность королю Филиппу английских дворян и, вообще, беспощадно расправляются со всеми пособниками испанцев. Не говоря уже о том, что ни один попавший им в руки вражеский солдат не может рассчитывать на снисхождение. Как это случилось в Нидерландах с протестантизмом, англиканская вера очень быстро становится для жителей оккупированного острова религией освобождения, захватывая многих, даже прежде лояльных к римской церкви прихожан. Инквизиция свирепствует, но особых результатов, если не считать, конечно, новых тысяч казненных еретиков, не добивается.

Немало англичан бегут на континент, во Францию, чтобы сражаться на стороне враждебных испанцам гугенотов.

Другие вливаются в ряды нидерландских гезов, или объединяются в настоящие пиратские республики, подобные небезызвестному карибскому «Береговому братству», также приносящие испанцам немалую головную боль.

Пиратство, на некоторое время исчезнувшее, совсем скоро вспыхивает с новой силой – как известно, природа не терпит пустоты, и на место англичан приходят другие, прежде всего французы. Тут мы видим еще одно характерное явление: пиратов активно поддерживают многие континентальные монархи, будучи заинтересованы в ослаблении Испании.

Война с Англией никоим образом не улучшила положение Филиппа в Нидерландах. Напротив, истощив силы в ходе завоевания и последующих попыток удержания острова, Испания не может эффективно противостоять повстанцам, которым, к тому же начинают помогать обеспокоенные ее усилением протестантские государства Германии и Скандинавии, а потом и Франция, все активнее претендующая на первостепенную роль на континенте.

Когда же Филипп пробует вмешаться во французские религиозные войны, направив в 1594 году экспедиционный корпус в Бретань, на помощь католикам, он терпит поражение именно потому, что руки испанцев связанны необходимостью держать большие силы в Англии, в связи с непрекращающейся угрозой восстания против чужеземного владычества. В 1609 году Филипп вынужден подписать договор, в котором признает независимость семи северных нидерландских провинций. Позже ему приходится смириться с окончательной утратой влияния во Франции. (57,138).

Англия, опустошенная, разграбленная с сожженными деревнями и разрушенными городами, надолго, быть может, навсегда выбывает из числа государств, способных оказывать хоть какое-то заметное влияние на историю Европы и мира. Во всяком случае, ей никогда не стать тем, чем она стала – «мастерской мира» и владычицей морей. Со временем, Англия, по всей видимости, вернула бы себе независимость, точно так же, как завоевали ее и Нидерланды.

Но Ирландия и Уэльс навсегда остаются провинциями могущественной испанской монархии, а Шотландия – независимым королевством.

В отсутствии «третьей силы», каковой уже в XVII веке стала Британия, положение на европейском континенте определяется противостоянием между Францией и Габсбургской католической империей.

Священная Римская Империя, раздираемая противоречиями между составляющими ее землями, непреодолимым партикуляризмом и религиозными конфликтами, постепенно теряет свое значение.

Но и Франция, с ее феодально-абсолютистским строем, сдерживающим развитие буржуазных отношений, не может занять доминирующие позиции. В итоге, в Европе надолго устанавливается определенное равновесие и баланс сил.

Вместе с тем продолжается прогрессирующая деградация Испании.

Кроме всего прочего, начинает сказываться и еще одно явление, для испанских властей неожиданное, но вполне объяснимое и предсказуемое.

Огромное количество ввезенных из американских владений драгоценных металлов начинает оказывать отрицательное влияние на экономику страны.

Первое – резко снижается курс золотой и серебряной монеты, что в значительной мере обесценивает накопления королевской казны. Кроме этого, ввоз серебра из-за океана разорял испанские серебряные рудники.