Беда индейцев не в том, что французы сильней, а в том, что дичи уже не хватает на всех. Одичавшего скота на Эспаньоле становится все меньше. Неудачливые охотники подаются в пираты. Индейцы с голодухи идут на службу к испанцам. Известно, индейцу можно служить в испанской армии. Если он крещеный, конечно. Кто цепляется за старую веру – голодает. И тут у берега появляется испанская пинасса, которая берет за соль, муку и табак не только печеную свинину, но и ружья буканьеров. Сами-то ружья не имеющим пороха индейцам безо всякой надобности…

То, что вождь маленького корабля – женщина, индейцев не удивило. У них такое случалось, хотя и редко. Так что краснеть Руфине не пришлось, тем более что на голых мужчин, она успела налюбоваться при купаниях экипажа. На торжества индейцы являлись, как в битву, а в битву они шли обнаженными. Насколько же беден народ, жалеющий рубахи больше, чем собственные жизни! Правда, у непристойного обычая имеется медицинский смысл: нитки от грязной одежды, попав в рану, наверняка чаще приводят к заражению, чем краска. Вот и думай – дикость это или практическая сметка людей, которым не по карману надеть перед боем чистое?

Красятся воины в черное, сажей, почитая это за цвет мужества и победы. То, что между победами и сажей много общего – сама поняла, повозившись с пушками. Только у добрых католиков кончик носа пачкается первым, а язычники его отчего-то оставляют белеть. Или краснеть, если вспомнить, что они «краснокожие». Но вот праздник по поводу заключения договора… Ну, пригубить длинную трубку труда не составило. Осторожно, всухую задев губами. Боялась обидеть, но таино не обиделись. А вот после основательно затянувшегося Хайме младший вождь протер мундштук. Да еще и посмотрел укоризненно. Мол, не порти церемонию.

Руфина припомнила, как один из школяров напустил слюней в братину. Тут вино у него за шиворотом и оказалось. Потом была первая дуэль дона Диего. Секундантами были двое с медицинского – оценили тираду о распространении сифилиса. Сама схватка? Несколько шагов вбок, неожиданно завязшая в противнике рапира. И мысли – о том, что нужно бежать домой, а то мама умрет от беспокойства. Чашу по кругу кастильское братство больше не пускало.

А тут чашу как раз и поднесли. Не с вином, с парной бычьей кровью. При этом индейцы на ломаном испанском объясняли, что это не языческая церемония. Просто почетное угощение. Пришлось пить.

Недовольство желудка оказалось сильней собранной в кулак воли. Все, что выпила, немедленно вылилось обратно. Хорошо, индейцев это ничуть не обидело. Наоборот! Отрыжка – признак сытости, высший комплимент щедрому хозяину – и намек на следующий кусок. Которым, по счастью, оказался ломоть жареного мяса, вполне аппетитный. Такой вполне бы одобрили в лучших домах Севильи.

Вечером начались пляски. Женщины водят хоровод с припрыжкой, слегка напоминающий каталонскую сардану, и поют заунывно, мужчины сидят и смотрят. На всех лучшие одежды из бычьих шкур.

– Раньше мы жили не так, – сообщает вождь, – но раньше нас косили болезни. Теперь мы не болеем, зато коров и свиней становится все меньше.

– Попробуйте поступать со скотом, как испанцы. Не охотиться, а разводить.

– Я думал об этом. Но кто признает за индейцем право на его стадо?

– Если индеец живет в испанском доме, ходит в испанскую церковь и говорит по-испански – испанцы признают, а вождя сочтут дворянином. Правда, налоги соберут.

– И нам все равно будет нечего есть. Так что мы попробуем отстоять эти земли сами.

Впрочем, глядя по пиру, не скажешь, что дела у племени идут плохо.

Экипаж, которому церемониальных яств не предлагают, попросту отъедается. Удивительно, но походная пища, совершенно непривычная, у Руфины особого отторжения не вызывает. Вместо хлеба, риса, оливкового масла – мясо с фруктами, изо дня в день. Еще рыба. И все. Бывалые моряки, впрочем, знают верное средство, от которого любой желудок принимает такую диету с радостью. Весло. Еще же замечено, что мясное питание уподобляет человека хищному зверю. Настраивает на битву, делает сильней, мужественней и расчетливей.

Солнце закатилось за хребет местных Кордильер, трубки унесли, и пляска продолжается у костра. Вежливый разговор сменяется отчаянным торгом. Вождю нужно больше муки, больше фасоли, больше ножей и одеял. Порох и свинец тоже не помешают.

А у Руфины перед глазами, как наяву, головни сожженной плантации стоят. Так что первой мыслью стала кровожадная. Не назначить ли награду за буканьерские уши? Или носы. Вовремя догадалась: уши и носы у разбойников и добропорядочных граждан примерно одинаковые. Даже женские от мужских мало отличаются. А там, глядишь, и детские попробуют впихнуть голодные индейцы. Возблагодарила Господа, что не дал совершить ошибку, и назначила для скупки оружие. Отобрать ружье у живого буканьера совсем нелегко. Зато отличить испанское ружье от французского можно – по клейму.