Первый порыв – расспросить и прогнать. Вот только по мере разговора стало ясно, что прямой приказ уйти девица воспримет, как оскорбление. И, чего доброго, попрет на эшафот сама. Раз уже попробовала. «Фанданго с сорокапушечником». Вот уж пара дону Хуану Австрийскому. Тот тоже, ведя флот к Лепанто, что-то зажигательное на носу галеры отплясывал. Правда, ноги в кровь не сбил, как эта – руки. Сквозь белые суконные перчатки пятна проступают. И как только натянула?

Отпустил, заверив, что дело найдется. И правда, лишнее дозорное и разъездное судно не повредит.

Тут подоспел дон Антонио де Исаси. Младший флагман, королевский комиссар, добрый знакомый, славный моряк и единственный человек на эскадре, с которым есть смысл действительно советоваться по поводу предстоящего боя. Хотя бы потому, что Исаси, даром что баск, самый прославленный из приватиров Дюнкерка! И если генерал де Урсуа знает, как конвои защищать, то Исаси собаку съел на их перехвате.

Для адмиральских разговоров хорошо подходит балкон на корме. Ярус, на котором нет орудий и отцепляющих многотонные пушки расчетов, зато есть свежий воздух, на котором и табачный дым вкусней.

Трубка – испытанный способ собрать нервы в кулак перед важным разговором. Вот и первые слова. Комедия, которую старые знакомцы не прекратят разыгрывать даже в чистилище. А куда ж им еще? Сразу в рай – грязноваты придут, в соли морской, в золе и крови. Ада же павшие за веру и короля не удостаиваются.

– Все ходишь, как голодранец, в парусине? Не хочешь хоть перед смертью прилично одеться?

Генерал де Урсуа не улыбается. То, что у него получается при попытке растянуть губы, за улыбку пока никто не принял.

– При абордаже в коротких штанах неудобно. Ты погоди, я перед боем еще и сапоги стащу, – и тут же, без перехода: – Итак, у нас под боком шастает галеон под вымпелом эскадры Бреста. И за ним маячат другие корабли.

– И это слова вечно подозрительного королевского комиссара? Отчего ты доверяешь какой-то де Тахо? Они там в верховьях моря не видят. Увидела барку, испугалась…

– И точно описала одного из твоих старых знакомых. Носовая надстройка синяя с белыми лилиями, крылатая богиня на носу, погонные порты в дубовых веночках, брюхо в белой смази. И манера стрелять зажмурившись. И погонные пушки – те, что у французов идут за три четверти, а у нас выходят полные. Лучший портрет «Ла Виктуар» тебе нарисует разве Веласкес. А еще… Говоришь, испугалась? Жить хотела. Но, заметь, не удрала, а отшлепала, как напроказившего дитятю, и ушла.

– Это не кастильская похвальба?

– Нет. И вообще… Знаешь – я никогда не расскажу все. Но всегда – достаточно. Так знай – в другой одежде и под другим именем, но она спасла мне жизнь. Незадолго до нашего выхода сюда.

– Это как-то связано с переменами там? – командующий ткнул пальцем вверх, в нависающую над адмиральским балконом надстройку. Но имел в виду явно не каморки корабельных трубачей…

– Какая разница? «Ла Виктуар» есть, и он не одинок. Лично я взялся бы разделать нас и с одним королевским кораблем. Но это я. Французы… осторожней. Даже если сюда послали всего два или три корабля – нам хватит. Или я не прав?

– Прав.

Исаси выпустил из трубки клуб дыма, следит, как тает в прозрачном воздухе колечко… Ситуация чертовски напоминает ту, в которую попал его старший товарищ, генерал-капитан Окендо, в месте, именуемом англичанами Даунс. Тогда фландрских каперов наполовину уговорили, наполовину заставили превратиться в эскорт для транспортов с войсками.

Столкнувшись с флотом Маартена Тромпа, Окендо закончил сражение вничью, что для перегруженных – в транспорты все грузы не вошли – галеонов было вовсе не плохо. Увы, растратил ядра. Пришлось прятаться в нейтральных водах. Закончить ремонт так и не удалось – Тромп наплевал на нейтралитет потихоньку сползающей в гражданскую войну Англии, напал, победил…

К берегам Фландрии прорвалось меньше десяти испанских кораблей, в том числе приватиры Исаси, но дело было сделано. Пока Тромп не перешел от дипломатии к прямому нарушению международного права, и деньги, и солдаты перебрались через Ла-Манш на баркасах и малых пинассах вроде «Ковадонги». Английские моряки частью продали их испанцам, частью сами согласились на опасный фрахт. А что, если и теперь применить старую затею?

Пусть славного Окендо больше нет. Умер от ран и позора, не пережив первого и последнего поражения. Зато есть Педро де Урсуа! Проведший жизнь в Атлантике, оставивший вместе с горящим кораблем прежнее лицо, получив взамен «крабью харю». Так его голландцы с французами и называют. И подозревают, что генерал продал душу дьяволу в обмен на безопасность груженных серебром урков! Для своих людей он – Старик, что провел десятки конвоев через океан, не потеряв ни одного защищаемого судна. Который дал шесть сражений, ни разу не подпустив врага к конвою. Тихие победы, не составившие славы, но создавшие мастерство и закалившие мужество.

Исаси еще раз полюбовался на дымок. Интересно, почему табачный фимиам не вызывает у Педро воспоминаний о пожарах? Или тот помнит только открытое пламя и грохот рвущихся погребов? Но пора и слово-другое обронить.

– Лучше потерять несколько дней, чем груз серебра. А потому я предлагаю выгрузить его на берег. И посторожить. Да, во время такой работенки ты месяц будешь у команд не отец родной, а старый гальюн. Но в Севилье они тебя простят и превознесут. А перед королем я сам словечко замолвлю.