Рольф только глаза таращил от изумления. Куонеб сложил добычу у костра и принялся за приготовление завтрака.

— Глупые птицы, — объяснил он. — Их почти всегда можно снять с дерева петлёй, особенно если тебе помогает собака. Вот рябчики не такие глупые.

Рольф ощипал и выпотрошил птиц и бросил внутренности, как обычно, Скукуму. Бедный пёсик! На него было жалко смотреть. Он грустно взглянул выпученными глазами на предложенное угощение, чуть-чуть подвигал оплывшей нижней челюстью и даже не прикоснулся к любимому лакомству, хотя всегда с жадностью его хватал. Ему не удалось открыть рот.

На месте своего ночлега трапперы поставили очередную ловушку и пошли дальше, делая зарубки на деревьях и сооружая ловушки, пока дорогу им не преградило широкое, поросшее лиственницами болото. Они начали его огибать, и вскоре вытекающий из него ручеёк привёл их к обращённой на восток ложбине. Вокруг всюду были следы дичи, и тем не менее они не были готовы к зрелищу, которое предстало перед ними, едва они осторожно пробрались сквозь высокий кустарник. Из травы поднялся олень и с любопытством посмотрел на людей. Потом встал второй, и ещё, и ещё… Минуту спустя всего в десятке шагов от них уже стояли оленей десять, а чуть дальше возникали всё новые и новые. И слева тоже. А судя по шорохам справа, и там двигались олени. Затем взвились белые флаги, и лесные красавцы неторопливыми прыжками унеслись вверх по северному склону. Они успели увидеть оленей двадцать — тридцать, но подпрыгивающие вверх-вниз, вверх-вниз светлые пятна под вздёрнутыми хвостами создавали впечатление, будто весь лес просто кишит оленями, будто их тут сотни. Рольф с Куонебом залюбовались грациозными животными, но им было радостно от мысли, что это их собственные охотничьи угодья. Да, поистине они добрались до края изобилия!

Они направились вниз по ручейку, который, сливаясь с другими такими же ручейками, скоро превратился в порядочный ручей. Им попались бобровые знаки, но только старые. Каждые четверть мили они ставили ловушки, а иногда и чаще.

Ручей здесь прорыл себе путь между крутыми глиняными склонами, образуя под ними заводи с высокими берегами. Уже некоторое время охотники натыкались на следы и другие признаки, указывавшие на присутствие выдры, а когда тихонько обогнули излучину, внезапно услышали громкий всплеск, затем ещё один, и ещё, и ещё.

Надо привязать Скукума! Но с одного взгляда стало ясно, что это лишнее. Куонеб и Рольф мягко опустили свою поклажу на землю, и больной пёсик покорно улёгся возле тюков. Охотники с величайшей осторожностью двинулись вперёд, благо лёгкий восточный ветерок дул им прямо в лицо. Они было подумали, что слышат бобров, однако никаких признаков бобровой запруды вокруг не было. Равномерное «плюх! плюх! плюх!» раздавалось довольно близко. Быть может, медведь старается подцепить лапой рыбу? Или — ох, какая неприятная догадка! — кто-то плывёт на каноэ. Но как бы то ни было, это «плюх! плюх! плюх!» не стихало.

Да, плеск явно доносился с ручья шагах в сорока впереди.

Затаив дыхание, они ползком добрались до края обрыва, и на противоположном берегу увидели то, что редко открывается человеческому взгляду. Шесть выдр — взрослая пара и четверо детёнышей — катались с горки, словно орава весёлых ребятишек: съезжали по крутому глинистому склону и плюхались в бочажок у его подножия.

Блямм! — это нырнул, по-видимому, отец семейства. Затем он появился у кромки воды, выбрался на берег и взбежал по относительно пологому боковому склону на самый верх шестиметрового обрыва. Плюх! Плюх! Плюх!.. В воду скатились трое детёнышей. Плюх! Плюх! — почти одновременно последовали за ними мать и последний выдрёнок.

Вжжж! — заскользил вниз отец, и его мокрый мех лишний раз отполировал наезженный в глине скат. Плюх, блямм, плюх, плюх, блямм, плюх… Вновь и вновь выдры наперегонки мчались к началу ската, словно каждый старался опередить тех остальных и прокатиться лишний раз.

Бойкая грациозность их движений, несомненная радость, которую выдры получали от этой игры, действовали на зрителей завораживающе. Трапперы залюбовались ими. Ведь между охотниками и натуралистами есть немало общего. Да, конечно, глянцевитые шкурки пробуждали в них не совсем бескорыстный интерес, но на дворе ещё стоял сентябрь, и мех был не слишком хорош.

Взз! Плямм! Плюх! Весёлая компания словно не знала усталости. Скат от катания становился всё более гладким, и выдры получали от игры всё больше удовольствия, но тут громкий, хотя и не очень внятный лай возвестил появление Скукума. Забыв про осторожность, пёсик прыгнул на обрыв, чтобы принять участие в общем развлечении.

Родители пронзительным, почти птичьим щебетом предупредили детёнышей об опасности. Плюх! Плюх! Плюх! Но вскоре выдры вынырнули и поплыли, держа головы над водой, потому что не особенно напугались. И Куонеб не выдержал. Он навёл своё кремниевое ружьё, щёлкнул курком и выстрелил, целясь в самца. Но тот успел нырнуть ещё при щёлканье курка и остался цел. Охотники стремглав сбежали с обрыва в сопровождении Скукума. Они надеялись перехватить выдр в заводи — небольшой и, кроме бочажка под обрывом, очень мелкой. Если только у выдр не было тут подводного входа в нору, они оказались в настоящей ловушке.

Однако выдры распознали опасность, вшестером выскочили из бочажка и побежали по галечнику под громкий щебет родителей, который, казалось, переходил в стоны. Шестёрка проскальзывала под упавшими стволами и кучами валежника, лавировала среди корней, перемахивала через камни, а сзади бежали охотники, вооружённые дубинками, и Скукум, не вооружённый решительно ничем.

Выдры, видимо, хорошо знали путь и оставили людей далеко позади, зато Скукум, забыв про слабость, почти нагнал выдрёнка, но тут мать, шипя и ворча, повернулась и ринулась на пса. Скукуму ещё повезло, что он отделался одним лёгким укусом, — ведь выдры упрямые и опасные бойцы. Тем не менее злополучный пёсик с воем затрусил назад к тюкам, которые ему вовсе не следовало оставлять.