На закате они вышли к своей сараюшке и остались там ночевать. Когда Рольф перед сном вышел поглядеть на звёзды, он услышал отдалённый скрип дерева и удивился, потому что стояло полное безветрие. Даже Скукум обратил внимание на этот звук. Но он затих и больше не повторялся. Утром они пошли дальше.

В лесу всё время что-то слышится: треск сучьев, по меньшей мере десяток разных криков сойки, вдвое больше криков ворона, а порой голоса синиц, рябчиков и сов. Четвероногие обычно больше соблюдают тишину, хотя красная белка вечно хлопочет и поднимает шум.

Эти голоса леса разносятся далеко, а некоторые так и очень далеко. Пожалуй, за сутки не выпадает и пяти минут, когда чуткий слух бдительной собаки не ловит тот или иной странный лесной шёпот, бормотание, царапание, треск, визг или свист. То есть раз триста за сутки её внешнее ухо докладывает её внутреннему уху, что происходит то-то и то-то, хотя сообщения эти могут много дней игнорироваться как не имеющие интереса или пустяковые. Но из этого не следует, что собака что-то упускает. Мерный звук их шагов, хотя для самих охотников и заглупшл другие звуки, Скукуму, видимо, ничуть не мешал. Вновь скрип какого-то дальнего дерева встревожил его мозг, шерсть на загривке у него вздыбилась, и он испустил негромкое «ав!».

Рольф с Куонебом замерли, как замирает всякий разумный охотник, когда собака командует: «Стой!»

Они выждали и минуты две спустя вновь услышали этот звук, всего лишь поскрипывание сука, который под ветром трётся о соседний.

Но Скукум повторил: «Ав! Ав! Ав!» — и побежал вперёд.

— Назад, дуралей! — крикнул Рольф.

Но Скукум знал, что делал. Он продолжал бежать, потом остановился, опустил голову и понюхал что-то в снегу. Куонеб поднял его находку. Струбцина! Инструмент, который траппер берёт с собой, когда идёт заряжать медвежий капкан, — без него один человек вообще не может справиться с мощными пружинами капкана. Куонеб показал струбцину Рольфу.

— Ак! Хогу теперь плохо!

Бесспорно, их соперник потерял важнейший инструмент. Однако оказалось, что Скукума его находка не особенно интересовала. Он успел убежать дальше. Они вышли к небольшому оврагу. Впереди невидимый Скукум разразился сердитым лаем, явно кому-то адресованным.

Охотники бросились туда и увидели на снегу скрюченное тело их врага Хога, попавшего рукой и ногой в дьявольское орудие пытки, в медвежий капкан, который он сам же и поставил.

В глазах Куонеба вспыхнул яростный огонь, а Рольф окаменел от ужаса. Но тут раздался хриплый стон.

— Он жив! Поторопись! — крикнул Рольф.

Индеец торопиться не стал, но подошёл поближе. Он ведь дал себе клятву отомстить, так зачем же ему было спешить?

Беспощадные стальные челюсти крепко держали Хога за колено и кисть правой руки. В первую очередь необходимо было освободить его. Но как? Нет такого силача, который сумел бы отжать пружину медвежьего капкана… А струбцина?

— Куонеб, да помоги же ему! Скорее! — вне себя от волнения звал Рольф, забыв про все подлости Хога, видя перед собой только замученного, умирающего человека.

Индеец секунду смотрел на обессиленное тело, потом быстро нагнулся и наложил струбцину. Его ловкие пальцы скоро отжали первую пружину. Но что делать со второй? Струбцина у них была только одна. Длинным сыромятным ремнём, который они всегда с собой захватывали, индеец быстро обмотал сжатую пружину, чтобы удержать её, потом снял струбцину, занялся второй пружиной, и челюсти капкана разомкнулись. Индеец развёл их ещё сильнее и высвободил покалеченную ногу и руку. Однако Хог даже не пошевелился. Казалось, они опоздали. Рольф снял с себя куртку и расстелил её на снегу. Куонеб развёл костёр. Через четверть часа они уже вливали горячий чай в рот бедняги. И вновь из его горла вырвался хриплый протяжный стон.

Погода была достаточно тёплой, и Хог не обморозился, но тело у него окостенело от неподвижности. Тепло, горячий чай, осторожное растирание — и он пришёл в себя.

Им, правда, казалось, что он всё равно умрёт, однако через час он настолько оправился, что мог уже говорить. Голос его прерывался, мысли порой мешались, но мало-помалу они узнали, что произошло.

— Вче… м-м-м… вчера. Нет. Два дня или три назад… м-м-м-м-м… не знаю… Я мои ловушки обходил… мои медвежьи капканы… Не повезло… м-м-м-м… Да, я бы ещё глотнул… А виски у вас нету, а?.. М-м-м… Все пустые… пришёл сюда… о-о-о-х… приманку, вижу, птицы расклевали… а капкан… м-м-м… а капкан… Да, так полегче!.. А капкан ничем не прикрыт. Ну, я и начал укрывать его мож… можжевельником… Другого-то ничего не было… М-м-м-м… нагнулся, значит… чтоб другую сторону, значит… а нога-то у меня и поскользнись… на льду… всё ведь… обледенело… Я и… м-м-м… покачнулся… да и угодил коленом… м-м-м… Ой, больно!.. М-м-м… он и захлопнулся… защемил и колено… и руку… — Голос его перешёл в еле слышный шёпот и замер.

Куонеб приподнял его голову, а потом посмотрел на Рольфа и покачал головой. Однако жизнь в лесу закалила Хога, и, как ни было ему худо, он снова очнулся и забормотал:

— Одна-то рука у меня была свободной… и… и… я бы освободился… да только… м-м-м-м… отжима не нашёл… потерял я его, значит… м-м-м-м… Я кричал… думал, может… услышит кто… и вроде бы… полегче мне стало… кричать… м-м-м… Псину-то отгони, а?.. Не знаю… вроде неделя прошла… может, обмирал… м-м-м… я кричал… когда мог…

Он смолк. Рольф сказал: