После полудня 20 ноября в операции задействовано пять батальонов, четыре из которых сильно поредели, понеся большие потери. Два средних танка «М–4» наконец ввалились на берег; четыре других застряли в рытвинах. Танки помогают морским пехотинцам пробиться в глубь южного берега на 30 ярдов с пляжа «Ред–1», но их боевая жизнь коротка; один танк быстро выводят из строя, другой подбивают.

В 13:30 дня «Д», примерно через четыре часа после первой высадки, генерал Джулиан Смит с борта «Мэриленда» запрашивает по рации у генерала Голланда (Ужасного Сумасшедшего) Смита, находящегося на «Пенсильвании» недалеко от острова Макин, дальше к северу, возможность задействовать резервный корпус. Сообщение заканчивается словами: «Предприятие под сомнением».

В середине дня «Д» матч продолжается: солдат против солдата, морской пехотинец против дота и окопа. Запалы, ручные гранаты, огнеметы, динамит, ружейный и пулеметный огонь, выстрелы пушек и пятидюймовых орудий с эсминцев «Рингголд» и «Дэшиелл» – все это гремит в лагуне. Солдаты медленно продвигаются вперед. И это продвижение измеряется кровью. Бетио представляет собой сеть из более чем 200 укрепленных позиций, защищаемых 200 пушками; у самого берега находится баррикада из бревен кокосовых пальм, которая укрывает пулеметные точки; за ней стоят полевые пушки, укрытые в длинных бревенчатых дотах, покрытых песком, с бронированными или бетонными башнями, врытые танки и бомбоубежища, разделенные на секции с толщиной стен шесть футов, и доты, сделанные из бревен кокосовых пальм, песка, гофрированного железа и бетона с сетью взаимосвязанных траншей. Японцы прячутся в норах, как крысы; каждая укрепленная позиция представляет собой проблему для наступающих; снайперы – повсюду: за иссеченными пальмами, за песчаными горками, под пирсом.

Все эти долгие, жаркие дневные часы морские пехотинцы выбираются на берег группами по двое, по трое, бредут по покрасневшей воде; подразделения разрозненны, офицеры исчезли. По всему замусоренному берегу карабкаются живые и лежат мертвые; бутылки с плазмой свисают с винтовок, воткнутых в песок; морские медики переправляют раненых к рифам на плотах…

На закате линия беспорядочных стрелковых ячеек по обе стороны пирса простирается на 700 ярдов вдоль берегов «Ред–2» и «Ред–3». Несколько храбрецов проникли вглубь на 100–300 ярдов. К западу, в конце берега «Ред–1» и на западной оконечности Бетио, называемой берегом «Грин», к ночи готовится еще один береговой плацдарм. С наступлением темноты артиллеристы несут по частям на своих спинах 75–мм гаубицы; чтобы достичь острова подкрепления пользуются бревенчатым пирсом.

К полуночи на берегу находятся 5 000 морских пехотинцев, 1 500 из них убиты или ранены. На закате дня «Д» «положение морских пехотинцев <…> стало опасным» [6].

День «Д» плюс 1 – 21 ноября – начинается ужасно, когда последний резерв дивизии, который провел 20 часов в катерах и только сейчас получает приказ высадиться, попадает под обстрел и несет большие потери, пытаясь пробиться к берегу. Ночью японцы вновь пробрались к пирсу, к искореженным десантным гусеничным транспортерам и катерам, к блокшиву старого, затонувшего поблизости корабля, который был очищен от противника накануне. Самолеты и минометы обстреливают старое судно; миномет уничтожает гальюн, приспособленный под пулеметное гнездо; но через пять часов последний резерв дивизии теряет почти столько же своих солдат, сколько потеряли атакующие батальоны в день «Д».

Командный пост полковника Шоупа, находящийся теперь под прикрытием японского бункера, представляет собой яму в песке; в бункере еще остаются десятки живых японцев, и стрелки морских пехотинцев стоят у выходов, чтобы не дать им высунуться.

Капитан Джон Б. Макговерн, офицер, контролирующий действия морских катеров, устраивает командный пост на «Персьюте», собирает 18 десантных гусеничных транспортеров, кричит в рупор и наводит некоторый порядок среди кружащихся катеров, до предела нагруженных солдатами и военным снаряжением, которое они не могут доставить на берег.

Остров Бетио, этот лоскуток кровавого песка в бескрайнем море, покрывается дымом, клубы которого исходят от «беснующихся языков пламени».

Морские пехотинцы обливаются потом; «вспышки жара подобны резкому удару по голове, и от него трескается кожа… Губы трескаются, покрываются коростой и вновь трескаются… носы в волдырях, с них слазит кожа, и они чернеют».

На борту транспортов и вспомогательных кораблей моряки и морские пехотинцы, ожидающие высадки, внезапно и остро осознают цену войны. Возвращаются раненые, их лица бледны от пережитого потрясения, у них течет кровь, они тяжело дышат и стонут от боли.

«Корабельный врач в тапочках и покрытых пятнами крови брюках ухаживает за ними своими нежными руками.

А капелланы хоронят мертвых:

«О, смерть, где твои муки? О, могила, где твоя победа?»

Вокруг обернутых флагами, покрытых саванами тел стоят бойцы; они «обнажены по пояс, небриты, одеты в свои измятые, грязные тропические костюмы; у них спутанные нечесаные волосы, их лица торжественны…

Разрывы сотрясают наши корабли; рядом плывут трупы, а море покрыто плавающим мусором – книги, бланки военных микрофотописем, куски кокосовых пальм, ящики из – под артиллерийских снарядов, бумага.

Тела качаются у борта. От звука трущейся о дерево ткани по телу пробегает дрожь», – вспоминает капитан Эрл Дж. Уилсон.

А солдаты продолжают погибать в смертельной схватке на этой квадратной полумили песка под названием Бетио…

В первые полтора дня сражение за Тараву ведут временные разрозненные группы; в этот период ни одно из подразделений морской пехоты «не достигло берега без потерь».

В это жаркое долгое утро сражение продолжается, а ситуация остается неясной. Полковник Шоуп, «приземистый, краснолицый человек с бычьей шеей» [7], несущий самое тяжелое бремя Таравы», утром дня «Д» плюс 1 все время передает по рации: