Как заметил фон Зенгер унд Эттерлин, «только слабые силы должны были удерживать окруженную немецкую армию в то время как сильные части надо было освободить для преследования и осуществления многих других заманчивых стратегических задач» [76].

Русские были медлительны при развитии своего успеха и слишком негибкими, чтобы воспользоваться появившимися возможностями; их стратегия оказалась далеко не блестящей; они просто медленно и тяжело разрабатывали ошибки немцев» [77].

Их собственный взгляд на свои ошибки, хорошо изложенный в «Военном опыте», раскрывает их многие тактические промахи.

В первых боях за Сталинград в сентябре и октябре коммунисты сражались числом, а не умением.

«Часть за частью солдат бросали в бой… Солдаты шли, не имея представления о системе обороны противника… Разведка была поверхностной…

Основная масса пехоты была неактивной на поле боя…

Между пехотой, танками, артиллерией и авиацией не было взаимодействия. Каждая служба действовала сама по себе.

Командование и боевая подготовка солдат оставались недостаточно хороши» [78].

Позже, когда победа раздарила свои лавровые венки, комментарии в «Военном опыте» стали более хвалебными; вероятно, справедливо будет согласиться с тем, что Сталинград «ознаменовал начало новой главы в советском военном искусстве», от огромных вооруженных орд прошлого до лучше организованной, лучше обученной, более целостной армии с более профессиональным командованием. И все же победу русские одержали главным образом за счет численности. Психологически Советы стимулировали действия своих солдат пряником русского национализма и патриотизма и кнутом жесткой коммунистической дисциплины – буквально, «смерть лучше плена».

«С обеих сторон выделились два лидера – русский маршал Жуков, который был архитектором победоносного плана, и немецкий фельдмаршал Манштейн, который чуть было не сорвал этот план» [79].

Последствия Сталинграда для германской армии и ее лидеров, готовых (на поле боя) к смерти, были горестно – ироничными. Генерал Вальтер фон Зейдлиц – Курцбах, командующий разгромленным 51–м корпусом, который несколько раз призывал к осуществлению прорыва, возглавил группу пленных немецких офицеров (Союз немецких офицеров) под патронажем Советов в попытке сделать то, к чему презрительно относились союзники – отстранить германских лидеров от руководства Германией. Паулюс, но особенно Зейдлиц со своим Союзом немецких офицеров, являвшимся частью Национального комитета свободной Германии, подвергли нападкам Гитлера и его войну в радиовещании на их родину (после неудавшегося заговора против Гитлера летом 1944 года). Паулюс остался жив и давал в Нюрнберге показания против немецких генералов, которыми он некогда восхищался, но его заслуги потускнели, и после войны лишь коммунистическая Восточная Германия дала приют Паулюсу, Зейдлицу и их сторонникам.

Разгром немцев под Сталинградом стал результатом безумного гения, жаждущего мирового господства. Он допустил просчет, который рано или поздно допускает большинство тех, что обладают великой властью: он пытался достичь неограниченных целей ограниченными средствами и стал жертвой уверенности в собственной непогрешимости.

А тысячи солдат нашли смерть под Сталинградом и лежат сейчас погребенными под руинами в подвалах и необозначенных могилах под Мамаевым курганом или на берегах матушки – Волги.

«Сколько миллионов погибло, чтобы Цезарь мог быть великим!» [80].

Как написал Уинстон Черчилль, под Сталинградом «повернулась ось судьбы» [81].

Сицилийская кампания – крупнейшее наступление с высадкой морского десанта – ознаменовала «конец начала» на долгом пути союзников к победе во Второй мировой войне.

Это был первый шаг в запланированном Уинстоном Черчиллем наступлении на «мягкое подбрюшие» европейской крепости. Завоевание Сицилии союзническими войсками обеспечило безопасность британских морских путей в Средиземном море и привело непосредственно к свержению Муссолини и поражению Италии.

Однако 38–дневное завоевание иссушенного острова с изрезанными берегами, который был сценой боевых действий с первых дней человеческой истории, открыло военную главу, которая не имела логического завершения.

Сицилия стала стратегическим компромиссом, зародившимся в разногласиях, ребенком, родившимся от сложного союза конфликтующих концепций, не имеющих ясной цели. Кампания велась потому, что «надо было что – то делать».

Для англичан морской путь через Средиземное море в Суэцкий канал был жизненно важным маршрутом. Нефть Ближнего Востока, суровые маленькие гуркхи и индийские солдаты – товары войны и мира – перевозились в танкерах, океанских лайнерах и трампах с «Красной Тряпкой» на гафелях по самому короткому маршруту из Британии на Восток. Ключевая британская позиция в Египте и кампания в Северной Африке должны были подпитываться по воде через Средиземное море и Суэцкий канал. До Второй мировой войны контроль противника над Средиземноморьем рассматривали бы как страшную катастрофу. Англии пришлось бы осуществлять снабжение по очень длинному маршруту вокруг мыса Доброй Надежды, но только с огромными, почти невозможными затратами средств и времени.