Начиная с поразительной книги Радищева и прекрасного учения Новикова, мы можем проследить долгую историю попыток русской интеллигенции вырваться на свободу и положить конец тирании, которая высасывала жизненные соки из крестьян и низводила их до положения зверей. Но эти первые попытки предпринимались одиночками. Заговор и восстание декабристов – молодых людей, вдохновляемых идеалами французской революции, – доказали, что в России есть много честных сердец. К несчастью, подробности суда над декабристами оказались на много лет похоронены в тайных архивах полиции. Русский народ знал о них лишь по слухам либо из короткого лживого сообщения, сочиненного под руководством самого царя. Членов организаций Петрашевского, Нечаева, Каракозова и Долгушина сажали в тюрьму и ссылали в Сибирь, но и это не испугало нашу молодежь. Бесчисленное множество людей было выслано из-за одного лишь подозрения в либеральных настроениях.

Такие выдающиеся люди, как Щапов, профессор истории из Казанского университета, как Костомаров, еще один талантливый историк, и Чернышевский, которым мы так гордимся, были объявлены преступниками и тайно приговорены к ссылке. Чернышевский провел несколько лет на каторге, и лишь вследствие настойчивых требований либеральных газет ему, утратившему здоровье, позволили вернуться в Россию. Многим из наших выдающихся ученых пришлось покинуть страну, чтобы избежать смерти в сибирских болотах. Поистине, за стремление к знаниям Россия заплатила своими лучшими умами. Такие прекрасные души, как Герцен, Бакунин, Лавров и Мечников, были вынуждены расстаться с родиной и поселиться в других странах. Нередко можно услышать, что революционное движение – заслуга исключительно российской молодежи. Может быть, это и так, но причина в том, что опытным, зрелым умам не позволялось остаться в стране. После каждой такой катастрофы появлялись новые, молодые работники, но и их, в свою очередь, выкашивали.

В шестидесятые годы, после унизительного поражения в Крымской войне, которое возмутило всю мыслящую часть населения, и после освобождения крестьян, породившего новую надежду на переустройство народной жизни, молодежь преисполнилась отваги. Ковалик, Войнаральский, Мышкин и их сторонники решили, что пришло время вести работу открыто. Они поняли, что метод тайных заговоров, который требовал отложить всякую работу до тех пор, пока большинство крестьян не воспримет революционного учения, ведет в никуда, поскольку молодые агитаторы обычно оказываются в тюрьме прежде, чем успеют наладить контакты хотя бы с несколькими крестьянами. Поэтому молодежь вышла на свет и возвысила свой голос – и ее слова упали на плодородную почву. С того момента голос истины уже никогда не умолкал в России. Были периоды, когда движение загоняли в подполье, но история последних пятидесяти лет доказывает, что энергия наших революционеров беспредельна и что все свирепые попытки сокрушить ее ни к чему не приводят.

Я не собираюсь излагать историю революционного движения в России. Хотя все этапы его развития в течение полувека моего участия в нем до сих пор сохраняются в моей памяти, тем не менее не считаю, что могу во всех подробностях описать те сложные и постоянно меняющиеся условия, в которых я жила и работала. Одиннадцать лет жизни в подполье во время основания Партии социалистов-революционеров требовали почти непрерывных переездов, и зачастую я не могу точно вспомнить последовательность событий. Поэтому ограничусь анализом психологии людей, с которыми я поддерживала связь в течение всего этого периода.

При этом я описываю самых лучших представителей нашего революционного движения не потому, что пытаюсь изобразить всех своих товарищей героями, а только для того, чтобы мои юные читатели могли представить себе ту колоссальную энергию и высокие моральные качества, необходимые для подобной работы. Не все из нас были вождями. Рядовые работники тоже играли важную роль, хотя не отличались столь незаурядными способностями, и от них требовались только искренность и верность. Что касается нежелательных типов, то они в большей или меньшей степени неизбежно встречаются в любых крупных организациях. Чем возвышеннее этические стандарты и учения, которые образуют фундамент партии, тем жестче она подходит к отбору своих членов и изгнанию тех, кто не соответствует ее стандартам, благодаря чему нежелательные элементы становятся несущественным фактором.

В деле социального реформирования, как и во всякой другой работе, непременным условием высочайшего успеха является неизменная, страстная любовь к работе и непоколебимая преданность своему делу. Рвение русских революционеров невозможно понять, если не признавать той любви и преданности, которая лежала в основе их труда.

Возьмем, например, Егора Сазонова. На втором году обучения в Московском университете он называл себя «эстетом» и чрезвычайно интересовался всем добрым и прекрасным в произведениях искусства. Его внимание переключилось с искусства на человечество в тот момент, когда жандармы загнали несколько тысяч студентов и курсисток в огромное здание московского Манежа и оставили их там на милость отряда конных казаков, которые стегали беззащитную молодежь нагайками, а девушек подвергали оскорблениям и насилиям. Воспоминания о тех днях в Манеже оставили неизгладимый след в сердце молодого человека.

С того времени он посвятил себя исключительно борьбе за счастье человечества. Сазонов вернулся к себе домой в Уфу не эстетом, а бойцом. Он немедленно вступил в партию и взвалил на свои юные, неопытные плечи тяжелый крест. Вовсе не слабое здоровье – итог ранений, полученных им при взрыве бомбы, которую он бросил в Плеве, [69] – в конце концов заставило его покончить с собой и не желание избежать адской жизни в сибирских тюрьмах, где раздавались нескончаемые стоны истязуемых и где оскорбления и порки были частью повседневного распорядка. Сазонов покончил с собой, потому что считал своим долгом привлечь внимание всего мира к варварскому режиму, способному довести политических заключенных до самоубийства. Его товарищи умирали один за другим, а общественность оставалась в неведении. Однако Егора Сазонова знали по всей России и Европе, и причину его смерти скрыть было невозможно. Он расстался с жизнью ради обширной огласки, которую получил бы этот акт. В письме, написанном перед смертью, он заявляет: «Думаю, что мое самоубийство, совершенное специально для того, чтобы привлечь внимание публики к ужасам сибирских тюрем, возбудит протест в лучших слоях общества, и мои товарищи по тюрьме будут знать, что правительство, при котором пытки и смерть стали обычными атрибутами тюремной жизни, подвергается осуждению».

Одним из самых уважаемых друзей Сазонова был его товарищ по террористической деятельности Иван Каляев. [70] Сазонов сравнивал душу этого чуткого поэта со сверкающим драгоценным камнем и был совершенно прав. Каляев – скромный, даже застенчивый – открывал свое сердце лишь немногим близким друзьям. В страстных, отрывистых речах он выражал стремление принести себя в жертву ради спасения человечества. К священным фигурам Сазонова и Каляева следует добавить таких женщин, как Коноплянникова [71] и другие героини революции 1905 г. В то время сотни тысяч юношей и девушек пополняли ряды революционной гвардии, вступившей в открытую борьбу с прогнившим режимом. Старые традиции «хождения в народ» и партии «Народная воля» нашли тогда выражение, достойное их основателей.