Она передвинулась на слишком большом стуле – и поняла, что размер стула рассчитанна такого вот высокого военного. Повернувшись, она поймала взгляд бармена и помахала рукой.

– Если они хотят носить на лицах татуировки, – сказала она Джеле, – и говорить на своем языке, то обычному гражданскому будет трудно питать к ним симпатию. Если позволено будет заметить.

Он на секунду отвел глаза, осматривая зал, как ей показалось. А потом снова посмотрел на нее и чуть дернул плечом:

– Смотрите сами. Есть группы с татуировками, есть без татуировок. Есть одиночки того и другого вида. Я полагаю, вам хватит наблюдательности, чтобы увидеть…

– Точно. Я вижу, что есть только одно место, где можно увидеть татуированных и нетатуированных вместе…

Она завершила осмотр помещения, снова посмотрела на Джелу, обозначив свободной рукой «условно», наблюдая, как шумная компания шагает вниз по пандусу к большому игровому полю.

– Условно, потому что они там внизу не то чтобы вместе – они конкурируют…

«Условно», – согласился он на языке знаков.

В этот момент высокий и чрезвычайно прямой мужчина в почти что настоящем мундире подошел к их столику.

– Товарищи, – начал он, обращаясь к Джеле, но потом пристально посмотрел на Кантру. – Товарищ и дама, – поправился он. – Что мы можем вам предложить?

Лицо Джелы приобрело выражение, которое Кантра опознала как «за один шаг до опасного». Он решительно сказал:

– «Пилоты» вполне подойдет, товарищ. Наступила пауза – а потом жест в виде салюта.

– Пилоты, – согласился он достаточно вежливо. – Пьете или едите?

Кантра быстро сделала знак «твой выбор», и Джела без колебания сказал подавальщику:

– Любимое пиво местного коменданта с тарелкой разных сыров и хлеба.

После короткой паузы – но до того, как был задан вопрос – он добавил:

– Пива – кувшин.

Кувшин был большой, а пиво хорошее, но при всем этом Кантра была не слишком довольна тем, что ее второй пилот столько времени тратит в «Однодневной битве» за ее счет. В переносном смысле за ее счет, поскольку у него не хватило соображения понять, что ей захочется как можно скорее вернуться на корабль. В конце концов, сколько этот возможный, но недоказанный «гонец» станет ее разыскивать?

Она думала, что они пропустят пару стаканов… Но теперь речь пойдет о четырех-пяти на каждого, если она выполнит свое обещание. А она, разрази ее гром, не намерена своего обещания не выполнить.

Сыр оказался пристойным и хлеб – тоже. Пиво оказалось более чем приемлемым. И, к сожалению, то же можно было сказать об обществе.

– Не слишком любите батальное искусство? – спросил Джела, правильно истолковав ее реакцию на чересчур типичный образчик такового, висящий позади барной стойки.

Она повела плечом и сделала еще глоток пива.

– Не питаю склонности к этой школе, – ответила она. – Может, существует другая?

Он потратил пару мгновений, чтобы рассмотреть картину.

– Возможно. Но если и существует, то все они учились писать одно и то же в одной и той же манере.

Он потянулся к тарелке и положил кусочек пряно-острого сыра на ломтик темного хлеба.

– А что вызывает ваше неудовольствие? Если этим можно поделиться.

– Ну, если оставить в стороне сюжет, то цвета слишком кричащие. Их слишком мало. Масштаб и пропорции фигур нарушены…

Она услышала, что в ее голосе начинает звучать страсть, и охладила ее глотком пива, сделав виноватый жест рукой.

– Нет, – сказал он, – продолжайте. Меня такие вещи интересуют. Считайте, что это хобби.

– Все зависит, – медленно проговорила Кантра, – от того, какой цели должно служить это искусство. Мои слова насчет того, что некая картина слишком пестрая или слишком… примитивная – это следовало бы сопоставить с вопросом о намерении художника. Если бы я была честным критиком – а вы видите, что это не так, – мне следовало бы говорить о том, удалось ли этому оскорбителю вкуса донести свою мысль.

Стакан Джелы остановился на полпути ко рту. Он впился взглядом в ее лицо. А потом, на ее глазах, он повернул голову и удостоил обсуждавшуюся картину долгим пристальным взглядом.

Кантра взяла хлеба с сыром, гадая, что происходит у Джелы в голове.

– Я понял, о чем вы говорите, – сказал он спустя несколько мгновений и наконец сделал глоток. А потом еще один. – Я никогда не думал об искусстве с точки зрения намерения.

Он улыбнулся, а его пальцы быстро шевельнулись. «Ваш должник».