Шрифт:
– Ты не бойся. Это луна. Она светит сквозь ветки яблони. А то, что прыгает по стене, – это тени.
За окном стояла яблоня. Даже яблоки были видны, потому что ещё не совсем стемнело. Пилле-Рийн сказала Анне:
– Хочешь, я покажу тебе, как растут яблоки. Это можно увидеть только ночью. – Она взяла куклу под мышку, вылезла из постели и пошла на цыпочках к окну.
Тут было лучше. И светлее было тоже. И по другую сторону стекла качалась ветка яблони. На ней было два яблока.
Пилле-Рийн усадила Анне на подоконник, а сама забралась с ногами на стол, что стоял у окна, и на ноги натянула ночную рубашку. Она прижала нос к стеклу и долго рассматривала ветку яблони и яблоки. Одно было маленькое и зелёное, а другое – с кулак Пилле-Рийн – было уже с розоватой щекой.
Вдруг Пилле-Рийн испугалась и поскорее отлепила нос от стекла. На хвостике розоватого яблока сидел большой блестящий жук.
Пилле-Рийн взяла Анне под мышку и сказала:
– Этот жук ничего плохого не сделает. И потом, он за
стеклом. Смотри, это он и надувает яблоко через хвостик – видишь, какое оно большое. Только нос к стеклу не прижимай, потому что некрасиво прижимать нос к стеклу.
А большой жук всё сидел и сидел на яблоке, и качался вместе с веткой, и блестел при свете луны.
Пилле-Рийн сказала Анне:
– А плакать я тебе не позволю. В сказочной стране у каждого яблока свой жук, который его надувает. Пойдём спать, а то жук нас боится, и яблоко не может расти.
Но Пилле-Рийн не успел слезть со стола. На крыльце задребезжал подойник тёти Юули, и сладко скрипнула дверь. И вместе с тётей Юули в комнату вошёл запах свежего сена. А руки её пахли парным молоком, когда оно обняла Пилле-Рийн. И Пилле-Рийн заплакала неизвестно почему.
Потом она лежала в постели, и кругом было тихо. Часы не стучали. Их голоса совсем не было слышно.
Пилле-Рийн, наверное, задремала. А может, это было наяву, но она увидела, как большой жук улетел вместе с яблоком. И сквозь его жужжание было слышно, как тётя Юули зовёт кошку пить молоко:
– Кис-кис-кис.
Путешествие с воздушными шарами
Часы
Пилле-Рийн скакала перед домом Юри: так-так-так – били прыгалки об асфальт. Она уже раз десять проскакала мимо окна, но Юри не было видно. А кухонная занавеска была сдвинута, и окно открыто.
Тогда Пилле-Рийн провела ручкой прыгалки по жёлтому забору: тыт-тыт-тыт-тыт – протарахтел забор.
Кошка, что жила в квартире напротив Юри, встала со ступеньки, зевнула, выгнула спину и снова улеглась в солнечном пятне.
Пилле-Рийн больше не выдержала. Она вошла в ворота и крикнула:
– Юри, выходи!
Никто не ответил. Пилле-Рийн крикнула ещё раз, погромче. Из окна высунул голову папа Юри. Пилле-Рийн испугалась. Папа Юри работает на железной дороге, и если он днём дома, значит, у него ночная смена, и он должен спать. Мама Пилле-Рийн говорила, что тогда к Юри нельзя ходить, – ведь если папа Юри не отдохнёт, он может завести поезд в канаву. Пилле-Рийн испуганно замолчала.
– Что, Пилле? – спросил папа Юри. Папа Юри всегда говорил Пилле, а не Пилле-Рийн.
– А Юри выйдет? – спросила Пилле-Рийн.
– Его нет дома, – сказал папа Юри.
– А когда вернётся, выйдет?
– Не знаю. Юри чинит часы.
– Как – часы? – удивилась Пилле-Рийн. – Разве он умеет?
– Старые часы. Говорит, что это пустяки. Вечером соберёт, и готово, – сказал папа Юри.
На это Пилле-Рийн не знала, что сказать. А почему бы ему не уметь? Может быть, и умеет.
Папа Юри отошёл от окна, а Пилле-Рийн упрыгала на улицу.
И вдруг Юри сам показался из-за угла.
– Ты гулять выйдешь? – спросила его Пилле-Рийн ещё издалека.
– Не знаю, – сказал Юри. – Наверное, нет. Я часы чиню.
– Выходи, – сказала Пилле-Рийн. – На улице чини.
– Я не знаю, – сказал Юри. – Песок может попасть. Ну ладно.
Они вместе вошли во двор Юри и остановились у крыльца. Юри вытащил из кармана коробку «Казбека».
– Ясь, уходи, – сказал он коту. – Брысь. Кот выгнул спину и убежал.