Шрифт:
Тётя Юули мыла у плиты посуду. Жужжали мухи, и капли ударяли в стекло, и Пилле-Рийн захотелось, чтобы мама была здесь. Когда светило солнце, об этом так не думалось. И она спросила у тёти Юули:
– Мама уже села в поезд?
– Нет ещё, – ответила тётя Юули. – Маму будем встречать через неделю.
Пилле-Рийн стало грустно. И дедушка тоже не приходил, и неделя – это очень долго. А дождь всё шумел, и теперь Пилле-Рийн вспоминала дедушку.
– А кто дедушкин ребёнок? – спросила она.
– Дедушкин ребёнок? Ну конечно, твой папа, – ответила тётя Юули.
– Но папа ведь не ребёнок. Он взрослый, – сказала Пилле-Рийн.
– И он был ребёнком, а потом вырос, – ответила тётя Юули.
– А дедушка тоже чей-нибудь ребёнок? – спросила Пилле-Рийн.
– Конечно. Дедушка ребёнок моей мамы,- сказала тётя Юули.
– Почему – твоей? Разве у него своей мамы не было? – опять спросила Пилле-Рийн.
– Просто моя мама была и его мамой,- сказала тётя Юули.- Дедушка мой брат. А наша мама – Аэт из Пахклепа.
– А где она сейчас? – спросила Пилле-Рийн.
– Она уже давно на том свете, – сказала тётя Юули.
– Это далеко? – спросила Пилле-Рийн.
– Очень далеко,- ответила тётя Юули.
Пилле-Рийн хотела спросить ещё, но почему-то не стала. Ей опять вспомнилась мама. Дождь всё шёл. По стеклу бежали светлые струи, встречались и снова разбегались.
– А кто твой ребёнок? – спросила она у тёти Юули.
– Мой? Мой ребёнок Анне.
– Какая Анне? Где она у тебя?
– Маленькая Анне, – сказала тётя Юули.
И Пилле-Рийн были видны в темноте кухни добрые глаза тёти Юули.
– Она у меня всюду. Зимой дома, летом на улице, и в огороде, и на чердаке, в свежем сене.
– Как? – удивилась Пилле-Рийн. – А почему я её никогда не видела?
– Ты плохо смотрела, – сказала тётя Юули. – Она часто приходит ко мне.
– Она живёт там же, где твоя мама? – спросила Пилле-Рийн.
– Нет, она живёт здесь.
– Так покажи мне её. Мы будем вместе играть!
– Нет, я не могу. Она показывается только мне.
– Как гномы?
– Да, как гномы.
– А какого цвета у неё волосы? – спросила Пилле-Рийн.
– Волосы у неё светлые. А глаза тёмные, – ответила тётя Юули.
– Я хотела бы такого ребёнка, как твоя Анне, – сказала Пилле-Рийн.
– Такого невозможно, – ответила тётя Юули. – Но пойдём в комнату, посмотрим. Может, я сделаю тебе тоже Анне.
Тётя Юули вытерла руки, а таз, в котором мыла посуду, поставила вверх дном на край плиты.
И они пошли в комнату. Тётя Юули открыла ящик комода, где у неё лежали всякие интересные вещи. Она достала из-под чистого белья фотографию какого-то дяди. Дядя был в военной форме. И улыбался.
– Он милиционер? – спросила Пилле-Рийн.
– Нет, он отец моей Анне, – сказала тётя Юули. – Он был солдат. Он давно умер.
– Почему умер? – спросила Пилле-Рийн.
– На первой войне погиб,- сказала тётя Юули. – Это было очень давно.
И она положила фотографию обратно, под кипу чистого белья. А из ящика достала белую материю, и красную шерстяную пряжу, и ещё разные лоскуты.
Из белой материи она сделала тело куклы.
Голову, руки и ноги она сделала из розовой рубашки.
Глаза – из пуговиц.
Рот вышила красной шерстью.
Брови – коричневой.
Нос и уши – розовой.
Потом тётя Юули покопалась в нижнем ящике комода и достала оттуда что-то странное: не то пряжу, не то волосы, не то вату.
Это лён, – сказала тётя Юули. – Из него будут волосы у нашей Анне!
И она сделала волосы Анне изо льна.
Светло-жёлтая лопатка
Мама давно ушла на работу. В комнате никого нет, и Пилле-Рийн скучно. Она успела уже два раза открыть мамин стол и поглядеть на мамину красную брошку, выпустить воздух из Понту и снова надуть, два раза вымыть Понту под краном в ванной и разок прополоскать. Но так как водой баловаться нельзя, Пилле-Рийн отложила Понту, влезла с ногами на стул и стала глядеть в окно.