На черненом серебряном диске ярко сиял золотой символ Арм-и-Тин.

— Но позвольте, брат мой, — отец Перфилий осторожно взял амулет из рук своего напарника и развернул другой стороной. — Что же тогда должен означать сей знак?

Оборотная сторона амулеты выглядела зеркальным отображением лицевой: ослепительно сияющий серебряный символ на тускло-желтом фоне. И голоса обоих первосвященников прозвучали слитно, как один:

— О боги всемогущие, да возможно ли подобное?!

Лес действительно оказался непроходимым.

Не погрешили против истины местные мужики, с которыми Зборовский обстоятельно побеседовал тогда в таверне — в тот самый вечер, пока Юрай ворочался без сна под сводами храма Тинктара, вспоминая свои молодые дни. А их суждение было на редкость единодушным: "Не-е-е, барин, гиблое это дело — без дороги в наши леса соваться…"

Для очистки совести энграмские путешественники все-таки несколько раз попробовали углубиться в простиравшуюся рядом с Островским скитом чащобу — туда, на запад, в сторону свейнской границы. Тщетно! Всякая новая тропка, каждая колея в конце концов неизменно утыкалась в глухую непроходимую стену деревьев. Хотя до Свейна было, казалось бы, рукой подать — если измерять птичьим полетом.

Но двигаться по проезжему тракту было тоже нельзя. Все, с кем только не разговаривал барон, начиная от трактирщика и вплоть до мелких служек из храмов Скита, забегавших под вечер пропустить стаканчик-другой некрепкой браги, слово в слово подтвердили то же самое, что сказал раньше скальд Пелле: пограничная стража лютует и смотрит в оба — что днем, что ночью. Изгнанного из Вестенланда еретика не пропустили бы ни за что, хотя Юрай и изменился изрядно за эти годы: магические опознаватели были в ходу на всех границах империи.

Значит, оставался единственный путь. Забравшись в очередной раз как можно глубже в лесные дебри, всадники спешились и, не торопясь, расположились поудобнее на подходящем поваленном бревне. А пока барон занимался необходимыми приготовлениями, Юрай воспользовался случаем, чтобы собраться с мыслями и привести в порядок впечатления от посещения Островского скита.

Прежде всего, нелепая история с "Ключом предрасположенности". Сняв с Юрая амулет и тщательно его осмотрев, отцы-настоятели спорили между собой и препирались до хрипоты, но в конце концов просто развели руками:

— Непостижимо сие, почтеннейший! Непостижимо и неподвластно разумению нашему: как следует из результатов испытания, Созидатель и Завершитель благорасположены к вам равным образом. Аб-со-лют-но равным! Редчайший случай, первый в истории нашего Скита — но результат у нас перед глазами.

— А следует из этого, сыне, — по обыкновению продолжил слова Архелоя уже Перфилий, — что вы вольны в своем выборе. Вольны и свободны — аки сокол в вышине поднебесной, полоз на скале каменистой и окунь в глубинах морских. Кто знает, Юрай, кто знает…

И жрец сокрушенно покачал головой.

— Возможно, именно в этом выборе и состоит смысл той миссии, которую возлагают на вас боги? Но нам этого ведать, увы, не дано. Так ступайте же далее своим путем, и да пребудет с вами благословение Тинктара…

— … и Армана, — закончил, радостно улыбаясь, русый и широкобровый Архелой. Конечно же, ему было с чего улыбаться: через положенные девять месяцев можно было рассчитывать на трех-четырех, а то и более новых обитателей Скита — новорожденных малышей, несущих в себе крепкую, свежую кровь сыновей Энграма.

Юраю осталось только недоуменно почесать затылок — разумеется, только лишь мысленно. Вообще-то, все эти богословские проблемы его попервоначалу не особенно интересовали, и занимался ими посланец энграмского властителя единственно лишь из необходимости поддерживать свою легенду. Но постепенно, сам того не замечая, бывший алхимик сжился с высочайше назначенной ему "жреческой" ролью и стал относиться к ней серьезнее, тем более, что вся обстановка Островского скита к этому более чем располагала. А уж последний ритуал во славу Армана не мог оставить равнодушным ни одного мужика, хотя какому-нибудь высокородному дворянину участь жеребца-производителя и могла бы показаться оскорбительной. Но Юраю-то с его деревенским прошлым задирать нос было вовсе не с чего, тем более что собственное звание "личного советника Его Высочества" все еще казалось ему насмешкой, если не утонченным издевательством. С другой стороны, Владисвет после означенного ритуала тоже ни на что не жаловался, несмотря на свой баронский титул. А та черненькая жрица с горящими глазами была отменно хороша…

— Ладно-ладно, приятель, сало по губам в другой раз размазывать будешь! — оборвал Юрай свои похотливые воспоминания и переключился мыслями на разговор с храмовым мастером по металлу. Отец Архелой сдержал свое обещание и перед расставанием проводил Юрая в храмовую кузню. Но, как это ни печально, там тоже ничего определенного выяснить не удалось. Брат Антип вертел юраево кольцо в руках долго и сосредоточенно. А потом, дотошно расспрашивая алхимика о результатах опытов, которые тот уже успел проделать над кольцом раньше, хитрый кузнец упорно пытался выведать, откуда энграмский гость вообще это кольцо взял-получил. Но Юрай стоял как стена: сыскалось, дескать, в сокровищнице Великого Князя, а как оно там оказалось, за давностью лет неведомо.