По всей Европе погода в субботу 30 июня и воскресенье 1 июля была солнечная и жаркая. В Ногенте в сверкающих водах реки отражаются отдыхающие, катающиеся на лодках. На берегу люди танцуют, – словом, все отдыхают и веселятся. В парках Лондона трава густа и шелковиста, люди ходят по ней босиком, там и сям лежат парочки.

Берега берлинских озер заполнены толпами отдыхающих – полногрудыми женщинами и русоголовыми детьми. Теплый ветерок колышет на пляжах нацистские флаги. Утром в субботу берлинское радио сообщает, что температура воздуха поднимется до 30 градусов, но до самого вечера ни слова не будет сказано о расстрельных командах, которые скосят ряды штурмовиков.

В воскресенье днем, 1 июля, в Берлине царит покой, и люди, как обычно, гуляют по улицам или сидят в кафе. Унтер-ден-Линден заполнена никуда не спешащими парочками. В кафе «Кранцлер» нет ни одного свободного столика, и светлое пиво, ароматизированное малиновым сиропом (фирменный напиток берлинцев), льется рекой.

Безразличие публики к происходящему в стране кажется невероятным. Вечерние газеты сообщают о смерти нескольких руководителей СА, а на улицах видны грузовики с эсэсовцами в черных рубашках, но никто не обращает на них никакого внимания и не задается вопросом, зачем они здесь. Фюрер устраивает роскошный прием в садах Канцелярии. В столице царят мир и покой.

Встревожились только иностранные дипломаты и журналисты, которые, несмотря на всеобщее спокойствие, пытаются узнать и понять, что происходит. Из их офисов и министерств вылетает целый рой вопросов. Сколько погибло людей? Почему? Погиб ли X или Y, бывший канцлер? Дипломаты и журналисты в шоке, они, не таясь, высказывают свое удивление и негодование. Андре Франсуа-Понсе, французский посол, всего лишь несколько дней назад обедал с капитаном Ремом, начальником штаба СА, но он находится в отпуске в Париже и может поделиться с министром иностранных дел лишь своими личными впечатлениями о пятидесятисемилетнем лидере СА из Мюнхена, который вступил в партию одновременно с Гитлером и который помог будущему канцлеру сделать первые шаги в политике.

«Я понятия не имел о политических маневрах Рема, – пишет Франсуа-Понсе. – Не знал я и о том, как далеко зашел его конфликт с Гитлером. Рем был мне всегда крайне неприятен, и я старался всячески избегать общения с ним, несмотря на его высокое положение в Третьем рейхе. Дело дошло до того, что руководитель протокола, граф фон Бассевиц, сделал мне замечание, и по его настоянию я согласился встретиться с Ремом и пообедать с ним. Нашу встречу никак нельзя было назвать сердечной, а беседу – интересной» [1] .

Люди произносят шепотом имена погибших генералов, в особенности того, который в свое время был канцлером Германии, а также имена высокопоставленных чиновников. Иногда среди известных фамилий проскальзывает совершенно незнакомая – где-то обнаружили тело еврея или хозяина гостиницы. И снова звучит имя одного из основателей партии – самого Грегора Штрассера.

Все они были убиты бандами наемных убийц без каких-либо объяснений – холодно, бесстрастно и методично. Их расстреливали у дверей собственного дома, прямо на глазах у людей. Иногда пристреливали и жену, которая расплачивалась жизнью за неосторожное движение. Тела оставляли там, где они падали, – у входа в министерский кабинет, на обочине дороги – или бросали в лесное болото, где они лежали, наполовину покрытые водой. Через несколько часов приезжала полиция и увозила труп. Иные тела обнаруживали совершенно случайно несколько дней спустя. Штурмовиков убивали в Мюнхене, Берлине, Силезии. Отряды палачей работали в тюремных дворах. Сколько было убито – десятки? Сотни? Одни умирали с криком «Хайль Гитлер!» на устах, другие – с руганью. Одних приканчивали в постелях, других тащили в подвал, чтобы перерезать там горло. Неужели нацисты в эту долгую ночь начали уничтожать самих себя, как того требуют непреложные законы революции?

В Риме барон Помпео Алоизи, личный секретарь Муссолини, очень встревожился, ведь не далее как две недели назад он присутствовал на первой встрече дуче с фюрером, состоявшейся в Венеции. Тогда ничто не предвещало развернувшихся в Германии событий. Несмотря на отдельные слухи, СА по-прежнему казались одной из главных опор режима. Разве не коричневорубашечники со своим лидером капитаном Ремом помогли Гитлеру захватить власть и разве не они контролируют сейчас улицы немецких городов? 1 июля Алоизи записывает в своем дневнике: «Репрессии оказались весьма масштабными. Из тринадцати командиров корпусов СА было расстреляно семь». Но когда Алоизи получил свежие новости, он удивился еще больше. Отто Штрассер, брат Грегора, назвал события тех дней «немецкой Варфоломеевской ночью». Муссолини не скрывал своего отвращения. «Аресты, – сообщил ему Алоизи, – сопровождались омерзительными сценами». Дуче, гордясь своей мужественной латинской внешностью, уже успел подметить характерную особенность событий в Германии. «Одна из особенностей этого мятежа заключается в том, что большинство его лидеров, начиная с самого Рема, были педерастами».

Андре Франсуа-Понсе, самый элегантный и умный из послов в Берлине, чувствовал, что в Реме есть что-то «отталкивающее». Французский посол, чье чувство собственного достоинства граничило с высокомерием и чьи манеры и ум отличались изысканностью, принял приглашение отобедать с Ремом. Их встреча ни для кого не была секретом. Обед обслуживал Хоршер, управляющий одним из самых лучших ресторанов Берлина. Франсуа-Понсе явился первым и ждал, когда придет капитан Рем. «Он явился в сопровождении шести или семи юношей поразительной красоты и элегантности. Руководитель СА представил мне их как своих адъютантов». Но когда удивление посла прошло, ему стало скучно. «Еда была пресной, разговор – пустым. Рем показался мне тяжелым и апатичным человеком. Он оживился только тогда, когда начал жаловаться на свое здоровье и ревматизм, который собирался лечить в Висзее. По пути домой я проклинал нашего Амфитриона, заявляя, что по его милости я бездарно потерял вечер». Но позже, размышляя о своей встрече с Ремом и о судьбе банкира Регенданца, который пригласил его на этот обед, Франсуа-Понсе писал: «Он и я остались единственными живыми участниками этого обеда, да и то только потому, что Регенданц успел бежать в Англию».

2 декабря Гитлер вводит Рема в состав правительства в качестве министра без портфеля. Он повсюду появляется в форме штурмовика, проводя осмотр своей огромной армии, насчитывающей два с половиной миллиона человек, которую он сам же и создал. Он ходит, так и сочась наглостью и гордостью. Самые безобидные слова в его устах становятся грубыми и резкими, почти шокирующими – в этом, вероятно, виновата его уродливая внешность, которая превосходит все мыслимые пределы. Его череп всегда чисто выбрит, а жирное, грубое лицо от носа до подбородка пересекает большой шрам. Кончик его носа, результат пластической операции, выглядит карикатурно – он красный, идеально круглый и заостренный. Но на этой грубой, жестокой физиономии застыло выражение обиженного ребенка. Рем, с его лицом животного и огромным животом, от которого, кажется, вот-вот лопнет ремень, постоянно мозолит глаза людям, всегда появляясь в окружении молодых красавцев с гладкими щеками и томным взглядом. Их профили так и просятся на медаль, их ногти безукоризненно наманикюрены, а элегантная форма сшита у самых лучших портных. На всякого, кто говорит с ним, Рем глядит с открытым вызовом и спокойной наглостью, которую порождает ощущение могущества. «Я – солдат, – любит повторять он, – и смотрю на мир с точки зрения солдата, с точки зрения военного. В любой ситуации меня интересует только военный аспект».