Дома в Хихоне, подвергавшиеся непрерывному обстрелу крейсера националистов, были разрушены. В них жили бедняки. Они вели пуританский образ жизни и верили в будущее. Огромные плакаты, развешанные по городу, изображали красный материк Испании, в центре которого стоял маяк, лучи которого освещали всю Европу. Текст на плакате гласил: «Испания осветила весь мир! Вива Народный фронт Астурии!» По ночам громкоговорители разносили по пустым улицам хорошие новости с далеких фронтов. Хихон, притулившийся на самом краю негостеприимной Атлантики, казалось, был единственным одиноким советским городом, предоставленным самому себе.

Что же до Сантандера, этот город стал неколебимым форпостом UGT, что и следовало ожидать, ибо он с незапамятных времен был единственным портом Кастилии. Его комитет обороны обладал большой степенью независимости от центрального правительства в Мадриде.

С самого начала Гражданской войны военная тактика этих трех провинций исходила из верности республике на севере, но была значительно затруднена политическими распрями. Единственное общее, что оказалось у них после нескольких недель войны, – это нехватка продовольствия. Порой появлялись пиво, сигареты, сыр и немного рыбы, но припасов было немного. Символом Северной Испании в конце 1936 года стал уроженец Хихона по прозвищу «человек, которого боятся даже кошки». Он мог попасть камнем в кошку с расстояния в двадцать ярдов. И тогда вечером на обед подавался жареный цыпленок.

1 Нет необходимости уточнять, что этот указ привел к появлению двоеженства, но его отмена вызвала еще большую неразбериху. В 1937 году республику отличало обилие случайных связей.

2 Престиж коммунистов заметно повысился из-за безупречного порядка в организованном ими так называемом Пятом полку.

3 В соответствии с позднейшими подсчетами общая сумма конфискованных денег и ценностей составляла (по всей Испании во время войны) 330 миллионов песет (8 миллионов фунтов стерлингов), а золота и драгоценностей – 100 миллионов песет (2,5 миллиона фунтов стерлингов). Эти данные кажутся достаточно достоверными.

4 С юмором, которым всегда славились мадридцы, они называли трупы этих несчастных рыбами, у которых стеклянные глаза и постоянно открытые рты.

5 Подавляющее большинство барселонских владельцев предприятий или расстреляли, или им удалось скрыться. Остались лишь те, кто пользовался хорошей репутацией за отношения с рабочими. Предприятия «Форд» и «Дженерал электрик» были захвачены в Барселоне в начале августа. После протеста американского правительства Испания выплатила компенсацию. В целом республика старалась не конфликтовать с другими государствами, реквизируя их предприятия.

6 Газета анархистов «Солидаритет обрера» осудила советского министра иностранных дел Литвинова как буржуа, который носил шляпу. Анархистский профсоюз шляпников немедленно выразил протест.

7 Долгое время этого не замечалось. В августе, когда было захвачено барселонское отделение Банка Испании и университет Барселоны порвал связи со своими коллегами в Мадриде, право на жизнь обрели совершенно противоположные тенденции.

8 Хотя в крепостях и на кораблях, превращенных в плавучие тюрьмы, все еще продолжали содержаться почти три тысячи заключенных, среди которых было много женщин и детей.

9 Условия Фомы Аквинского таковы:

– общественные блага (религия, справедливость и мир) должны быть серьезно нарушены;

– восстание должно быть сочтено необходимым общественными лидерами в целом и достойными людьми, представляющими народ в национальных организациях;

– должна существовать глубокая уверенность в успехе начинания и убежденность, что беды, принесенные революцией, не будут больше, чем беды из-за ее отсутствия;

– никакими иными средствами не излечить нарастание опасности ценностям общества.

22 июля можно было утверждать, что в Испании разгорелась настоящая война. Это был не просто мятеж, который пришлось подавлять. Повсюду в городах республики радостные чувства после поражения мятежа уступали место страху, так как армии националистов уже приближались к ним. Даже в самых маленьких городках милиция профсоюзов и партий начала воспринимать себя не как уличных драчунов и революционеров, а как солдат. И действительно, им пришлось стать таковыми. С рассветом 19 июля Мола послал своего адъютанта полковника из Андалузии Гарсиа Эскамеса на юг для освобождения Гвадалахары. В его распоряжении было 1600 человек, главным образом рядовых, два отряда регулярных войск и отряд фалангистов. Его бы ждала удача, не остановись он для усмирения волнений в Логроньо, военный губернатор которого почему-то не хотел подчиняться. Так что когда первая внушительная ударная сила начавшейся войны оказалась в двадцати милях от Гвадалахары, пришло известие, что город в руках мадридских милиционеров. Гарсиа Эскамесу пришлось отступить к перевалу Сомосьерра, северо-восточным воротам Мадрида. Здесь железнодорожный туннель с 19 июля удерживался группой монархистов из Мадрида, которыми командовали братья Миральес. К ним на помощь подходили силы милиции, которые раньше заняли Гвадалахару.

В полночь 21 июля из Вальядолида к северо-западу от Мадрида к столице двинулись смешанные силы армии и фалангистов, возглавляемые полковником Серрадором (еще один бывший заговорщик 1932 года). Они прошли через Гвадарраму, где их встречали с бурным восторгом, и выходили к перевалу Альто-де-Леон. В составе этих сил был и Онесимо Редондо, основатель JONS в Вальядолиде, недавно освобожденный из тюрьмы в Авилье. Альто-де-Леон занимали крупные силы мадридской милиции. Националисты быстро поняли, как важно отбросить врага от перевала. В противном случае под угрозой могла оказаться вся Старая Кастилия. Мола послал два отряда под командованием полковников Беорлеги и Кайуэлы (в них входили карабинеры, регулярные части и фалангисты) в провинции Басконии. Первый отряд должен был освободить гарнизон, осажденный в казармах Лойолы в Сан-Себастьяне, а второй – пройти маршем к Толосе, древнему баскскому городу.