Сулеймана, однако, это обстоятельство, видимо, совсем не смущало. Не моргнув даже глазом, он заявил нам, что в таком случае «он залезет на столб и порвет телефонные провода, а приехавшие для ремонта линии связисты возьмут нас на буксир». Смех смехом, но в Наср-сити, где жили советские военные советники и специалисты, мы смогли добраться благополучно, хотя и не без приключений.

После безжизненных, желто-коричневых, прямо-таки марсианских пейзажей Аравийской пустыни шумная мирская жизнь огромного Каира воспринималась как какая-то нереальная и фантастическая картина. Помню, как, въехав вечером в город, мы ошалело смотрели на сверкавшие огнями витрины дорогих магазинов, на женщин и просто на людей в гражданской одежде. Для нас это был действительно другой мир, живший совсем иной и очень далекой от нас жизнью.

Три дня отпуска пролетели быстро и незаметно. В Рас-Гариб мы вернулись отдохнувшими и главное — выспавшимися. В этой связи замечу, что хроническое недосыпание из-за ночных действий вертолетов сильно выбивало нас из колеи. Поэтому во время каждого отпуска в Каир первоочередной задачей лично для меня было хорошо выспаться.

В батальоне к нашему возвращению уже была готова землянка, в которую мы сразу же и заселились. От прямого попадания бомбы это оригинальное творение египетской военно-инженерной мысли, называвшееся «мальгой», защитить, конечно, не могло. Однако удар авиационного НУРСа осколочного действия оно, по моим расчетам, должно было выдержать. Тогда я даже не подозревал, что этой рас-гарибской землянке предстояло стать моим основным домом почти на год.

Обстановка к тому времени в нашем секторе практически не изменилась. Как и раньше, посты воздушного наблюдения, расположенные на побережье Суэцкого залива, сообщали о появлении вертолетов противника в ночное время. Поэтому с каждым таким сообщением можно было ожидать и высадки десанта. Позже, где-то, через месяц или два, из-за возросшей активности противника всякие передвижения на побережье ночью будут категорически запрещены. Однако приходилось думать и о собственной безопасности — проблеме весьма актуальной в тех условиях. Дверь в нашей землянке не запиралась. Не было и никакой охраны, хотя она была и положена нам. Каждую ночь на всякий случай я брал автомат у нашего шофера Сулеймана и клал его на стул рядом с кроватью. С оружием было как-то спокойнее. Забавно было вспоминать, как еще в Каире перед отъездом на Красное море какой-то чин из политработников стращал нас своим напутствием: «Только попробуйте попасть в плен к евреям — партбилеты на стол положите…».

Новым же явлением для нас стали почти ежедневные пролеты на большой высоте самолета-разведчика. Было ясно, что израильтяне тщательно изучают район. Однако во всем этом мы не увидели чего-то необычного и сверхъестественного, поскольку обстановка в целом не выходила за рамки той, что была тогда на всем побережье Красного моря.

Вечером 26 декабря, после ужина, мы как всегда пришли в землянку комбата, чтобы обсудить план работы на следующий день. Около двадцати двух часов или несколько позже поступила телефонограмма о том, что в километрах пятидесяти севернее расположения батальона вглубь нашей территории, вошли два вертолета противника. Подобное бывало и раньше, так что особого значения этому сообщению мы тогда, к сожалению, не придали.

В ходе разговора о текущих делах майор Панченко неожиданно предложил комбату поднять вторую роту по тревоге и провести с ней ночную тренировку по выдвижению к предполагаемому месту высадки условного десанта противника. Этим местом была избрана позиция РЛС.

Честно говоря, даже сегодня, тридцать лет спустя, мне трудно с полной уверенностью сказать, что было бы тогда лучшим для нас: проводить или не проводить эту тренировку. Если бы такое учение действительно состоялось, то мы могли бы сорвать операцию противнику, которую он планировал провести в эту ночь. Другой вопрос: «Какие последствия ожидали бы нас?». Нет сомнения в том, что на следующий день израильтяне ударами своей авиации смешали бы батальон с песком, и мне, вероятнее всего, не пришлось бы писать эти строки.

В таком предположении нет преувеличения. Знакомый батальонный советник, участник Великой Отечественной войны, реально познавший на практике всю мощь израильских бомбардировок на Суэцком канале, как-то сравнил обмен ударами египетских и израильских войск: «Если араб из рогатки выбивает еврею стекло в окне, то еврей берет дубину, вышибает в доме араба всю оконную раму».

Позже я убедился, что ответ израильтян действительно всегда был мощнее и масштабнее по своим последствиям. Мы, конечно, были готовы выполнить свой воинский долг и решить все задачи, поставленные командованием, но и умирать в этих диких красноморских песках тоже никому не хотелось.

Так или иначе, но судьба распорядилась по-своему. Подполковник Зибиб категорически отказался от нашего предложения. При этом он выдвигал разные причины. Одним из доводов, в частности, было то, что в эту ночь наш пехотный взвод был должен устроить «засаду» в непосредственной близости от РЛС. Организация подобных «засад» была тогда обычной практикой по защите ночью «жизненно важных объектов» в нашем секторе. Однако, более вероятным, мне тогда показалось, что комбату просто не хотелось заниматься этими учениями на ночь глядя. Тренировка наверняка заняла бы не один час и закончилась бы лишь к утру. Дискуссия завершилась тем, что нам показали официальную инструкцию, запрещавшую проведение каких-либо занятий и учений в случае объявления той или иной степени боевой готовности. Батальон же тогда действительно находился во второй степени такой готовности. Новых сообщений о вертолетах больше не поступало. Где-то в половине двенадцатого ночи комбат предложил нам идти спать, что мы и сделали. Сам же Зибиб с начальником штаба остались дежурить в землянке. Договорились, что в случае необходимости он нас вызовет.

Устав от перевода за день, и намотавшись по позициям батальона, я сразу же заснул. Тарас же, как выяснилось, не спал. Позже он рассказал мне, что тогда у него появилось какое-то нехорошее предчувствие. После полуночи он неожиданно разбудил меня: «Игорь! Слышишь? Гул самолета. Выйди наружу. Посмотри, что там?».

Полусонный, я нехотя поднялся с кровати, сунул ноги в ботинки и в одних трусах и майке вышел из землянки. Было зябко, как и всегда ночью в пустыне. С моря дул холодный ветер. Ярко светила полная луна. Действительно был слышан необычно сильный гул реактивных двигателей нескольких самолетов.