Шрифт:
— Стой, да это же дом Такабаяси, — проговорил Дзюдзиро, увидев, что девушка остановилась. — Это же дом Такабаяси Кихэй!
О-Мацу молча нащупала рукой конец деревянного забора, нашла засов и отодвинула его вправо. Дзюдзиро приблизился и, сжав ее плечо, прошептал:
— Ты что же, никак с Кихэй встречаться пришла?
Девушка, не говоря ни слова, высвободилась и мягко надавила на дверцу. Дверца отворилась, и высоко в стене дома завиднелось небольшое окошко, на бумажные сёдзи [17] падал слабый отблеск фонаря, зажженного внутри дома. О-Мацу вошла во двор. Дзюдзиро подглядывал сзади. О-Мацу направилась к ящику, висевшему здесь же, с внутренней стороны забора, справа от дверцы. Ящик был высотой в пять сун, [18] длиной в один сяку. [19] Передняя доска на шарнире открывалась наружу. Приоткрыв ее, О-Мацу просунула руку внутрь и пошарила.
17
Сёдзи — раздвижные деревянные рамы, на которые натянута бумага. В японском доме заменяют окна и двери.
18
Сун — единица длины, около 3,03 см.
19
Сяку — единица длины, около 30 см.
— Так вот это где… — прошептал Дзюдзиро глухим, сдавленным голосом. — Выходит, все эти разговоры — правда…
В ящике тихонько зазвенело. Девушка что-то вытащила оттуда и в тусклом свете, исходившем из окна, сосчитала монеты, оказавшиеся у нее в руке. На ладони лежало несколько монет — коцубогин и нанрё, [20] а также бунсэн. [21]
«Ну и дела… Кто бы мог подумать… — прошептал Дзюдзиро про себя. — А я-то полагал, что все это бредни, что в нашем жестоком мире такого и представить себе невозможно. Ну и ну… — Дзюдзиро покачал головой и пожал плечами. — Удивительно не только то, что это правда, но что это — дело рук Такабаяси Кихэй…»
20
Коцубогин, нанрё — серебряные монеты в эпоху Эдо.
21
Бунсэн — медные монеты, отлиты в годы Камбун (1661–1673) из статуи Большого Будды в Киото.
О-Мацу между тем отсчитала себе несколько монет и зажала их в руке, а остальное положила обратно в ящик. Но как только она попыталась закрыть крышку, Дзюдзиро подскочил к ней и схватил ее за руку:
— А ну-ка, погоди! Заодно и я себе возьму.
— Отпустите меня немедленно! Таких шуток я вам не позволю.
— Здесь ведь может занять любой нуждающийся, или нет? Во всяком случае, мне так говорили.
— Бросьте шутить. Это сокровище предназначено для тех, кто действительно нуждается, у кого в этот день пообедать не на что. А вовсе не для тех, кто ходит по злачным местам да просаживает деньги в азартные игры!
— Это Такабаяси Кихэй решает, а не ты.
— Перестаньте, я закричу.
— Давай-ка, послушаю, какой у тебя голосок.
О-Мацу вдруг громко закричала:
— Кто-нибудь, сюда, пожалуйста!
— А ну прекрати. — Дзюдзиро в испуге взмахнул рукой и как-то боком выскочил через дверцу на улицу. Сёдзи раздвинулись, и из окна выглянул самурай.
— Кто там? — спросил он. — Что случилось?
— Я пришла, с вашего позволения, одолжить денег, — проговорила О-Мацу. — Простите за беспокойство. Хочу выразить вам свою благодарность.
О-Мацу низко поклонилась. Самурай не вымолвил ни слова.
Фудзии Дзюдзиро сидел в почтительной позе, положив обе руки на колени, сгорбившись и опустив голову. Коскэ был невысокий человек на пятом десятке, с честным лицом и прямым взглядом, сейчас осмотрел сурово, и во взгляде его читалось недоверие к Дзюдзиро. Коскэ служил приказчиком в торговом доме Хамадая, и поскольку дом поставлял товары в замок сёгуна, Такабаяси Кихэй тоже знал его в лицо. Кихэй был главой управы Нандо [22] и, кроме того, состоял в должности главного гундай. [23] Его покойный отец долгое время служил в должности кандзёбугё, [24] и поэтому Кихэй еще с тех времен хорошо знал Коскэ.
22
Управа Нандо была одной из важнейших канцелярий при сёгуне, ведала его казной и гардеробом, распределяла между высокопоставленными князьями обязанности по разного рода поставкам двору.
23
Гундай — высокая должность в канцелярии, близкой к налоговой управе.
24
Кандзёбугё — должность в управе, ведающей налогами и финансами, нечто вроде главного казначейства.
— Я не могу рассказать вам все в подробностях, поскольку не хочу называть имен, — произнес Дзюдзиро, не поднимая головы, — но только, поверьте, деньги мне нужны были не на выпивку и не на женщин; нужно было именно столько, сколько я одолжил, и тогда я был уверен, что смогу вернуть в срок…
Коскэ откашлялся. Дзюдзиро замолк на полуслове, искоса взглянул на Коскэ и повторил:
— Я думал, что обязательно смогу вернуть. Это чистая правда.
Кихэй слушал его спокойно, время от времени кивая головой. Казалось, этим он не столько подтверждал, что слушает, сколько подбадривал собеседника.
— Вот я и попросил у него отсрочки еще на месяц, а он не дает, — сказал Дзюдзиро. — Он говорит, если я сейчас же ему не верну, он пойдет и расскажет обо всем в замке и потребует деньги у моего старшего брата.
— Именно так я и сделаю! — воскликнул Коскэ. — Я вам уже не верю — сколько уж раз вы меня обманывали!
Кихэй знаком прервал его.
— Пожалуйста, не повышай голоса, — проговорил он.
— Прошу прощения, но вы просто не изволите знать, что за человек господин Фудзии, — сказал Коскэ, — он не из тех, кого способен напугать громкий голос.
— Может быть и так, — произнес Кихэй, взглянув в сторону фусума, [25] — однако не нужно, чтобы домашние услышали. Говори потише.
— Ну вот я и говорю, — продолжил Дзюдзиро, — если брат обо всем узнает… у меня и раньше случались неприятности, а у него такой характер, что уж на этот раз меня как пить дать из дома выгонят.
Коскэ снова откашлялся.
— А вы, — Кихэй взглянул в сторону Коскэ, — вы никак подождать не можете?
— Не могу, — кивнул тот. — Если вы, господин Такабаяси, согласны поручиться, еще дня два-три потерплю, однако больше ждать не имею возможности.
25
Фусума — раздвижная бумажная перегородка в японском доме.