Градовский Залман
Шрифт:
О, небеса мои, вы опустели,
Вы — мертвая, бесплодная пустыня.
Единый Бог здесь жил — теперь он умер.
Всевышнего утратил человек.
Наш Бог — один, но людям показалось,
Что мало одного, что лучше трое;
Ни одного на небе не осталось…
Да будет проклят этот гнусный век! [132]
Эта своеобразная Иова традиция — традиция разочарования и крайнего отчаяния, вплоть до усомнения и богоборчества, — восходит еще к поэмам Бялика, автора поэмы о кишиневском погроме: «Небеса, если в вас, в глубине синевы Еще жив старый Бог на престоле…» [133] .
132
Каценельсон, 2000. С. 111.
133
На это указывает Е.Г, Этхинд, переводчик Каценельсона, в своем предисловии к русскому изданию (Каценельсон, 2000. С. 12).
И все же у Градовского Луна — это не предательница, а свидетельница, и в вину ей он ставит лишь ту абсолютную бесстрастность, с какой она взирает на все, что творится там, внизу.
11
Залман Градовский — не только одна из самых героических фигур еврейского Сопротивления, не только летописец, конспиратор и оптимист, он еще и литератор! Его произведения — единственные из свидетельств всех остальных авторов — членов «зондеркоммандо» — не были ни дневником, ни письмом, ни газетным репортажем «с петлей на шее» из «ануса Земли», как назвал Аушвиц один из эсэсовцев [134] . И хотя не найти в мире места, более не приспособленного для литературных экзерсисов и пестования литературных талантов, чем поздний Аушвиц-Биркенау периода крематориев и газовен, установка самого Градовского была именно литературной.
134
Эсэсовский врач И. Кремер (Kremers Tagebuch // Hefte von Auschwitz. 1971, № 13).
Он недаром сравнивает свой «дом творчества» с преисподней. Ад, в котором пребывал и о котором поведал Градовский, неизмеримо страшнее дантовского своей вящей реальностью, заурядной обыденностью и голой технологичностью. Но, в отличие от великого флорентийца, Залману Градовскому не довелось вернуться из этой преисподней живым.
Ни на «вынашивание замысла», ни на «работу с источниками» или над «замечаниями редактора» времени и возможности у Градовского не было. Еще до войны он показывал свои очерки главному писателю в их семье — зятю Довиду Сфарду — и все волновался: что-то он скажет о его писаниях? Тот, наверное, поругивал своего младшего родственника, — по-видимому, за неистребимый сплав сентиментальности и патетики.
Этот сплав присутствует и в публикуемых текстах. Литературным гением, в отличие от Данте, Градовский не был. Но его слово, его стилистика и его образность, изначально сориентированные ни много ни мало на еврейское духовное творчество, на позднепророческие ламентации в духе Плача Иеремии, посвященного разрушению Храма в 586 году до нашей эры, удивительно точно соответствуют существу и масштабу трагедии. Просто уму непостижимо, как он это почувствовал, как угадал, но строки Градовского пышут такой уверенностью, что писать надо так и только так. Его поэтическое слово достигает порой поразительной силы и, вопреки всему, красоты! [135]
135
Образцом иного писательского творчества могут послужить записки другого члена «зондеркоммандо» — Залмена Левенталя, имеющие с записками Градовского много общего (восходящая к гетто экспозиция, шок от осознания того, что происходит в Аушвице с евреями и от собственной роли в этом, и многое другое), но отличающиеся от последних своими подчеркнутыми приземленностью и фактографичностью, вплоть до упоминания — вопреки конспирации — десятков имен.
Его записки, в точности так, как и рассчитывал Градовский, были найдены одними из первых почти сразу же после освобождения Аушвица-Биркенау, и это чудо стало каденцией его беспримерной жизни и смерти. Наконец-то он получил возможность быть услышанным и прочитанным.
В том числе — впервые полностью — и на русском языке…
Павел Полян
ЧАСТЬ I
ДОРОГА В АД
Zainteresujcie sie tym dokumentom, ktory zawiera bogaty material dla hystorika
Заинтересуйтесь этим документом, ибо он вмещает в себя богатый материал для историка
Interessez vous de ce document parce qu'il contient un material tres important pour l'historien
Interessieren Sie sich an diesem Dokument, der sehr wichtiges Material fur den Historiker enthalt [136]
Посвящается моей семье, сожженной в Биркенау (Аушвице).
Моей жене Соне
Моей матери Сорэ
Моей сестре Эстер-Рохл
Моей [сестре] Либэ
136
Эти обращения идентичного содержания на четырех европейских языках вписаны перед посвящениями, то есть на самой первой странице записной книжки. Каждая новая запись отделена от предыдущей отчерком. Обращения печатаются по: Вег Mark. Megillah Auschwitz. Tel Aviv, 1977. P. 286. Co временем читаемость этих прочитанных Бер Марком записей, даже при обращении к оригиналу источника, существенно ослабла. Приводим фрагменты, которые в 2007 году смогла разобрать А. Полян. Польский текст целиком неразборчив. Русский (орфография сохранена): «…интересоватся с етим [докуме]нтом то он […]вает в себя богаты матерял для историка». Французский: «de се document[…] important». Немецкий: «[…] Dokument […] wichtiges». Сам по себе текст является парафразом начала Письма…, написанного и закопанного в землю 6 сентября 1944 года. (Здесь и далее примечания П. Поляна и А Полян.)
Моему тестю Рефоэлу
Моему шурину Волфу
Иди сюда, ко мне, человек из свободного мира — мира без оград, — и я расскажу тебе, как […] был обнесен забором и закован в цепи.
Иди сюда, ко мне, счастливый гражданин мира, живущий там, где еще есть счастье, радость и наслаждение, — и я расскажу тебе, как современные преступники и подлецы превратили счастье одного народа в горе, радость — в вечное несчастье, наслаждениям положили конец.
Иди сюда, ко мне, свободный гражданин мира! Твоею жизнью правит человеческая мораль, твое существование защищает закон. Я же расскажу тебе, как новые варвары, подлые изверги искоренили мораль и уничтожили законы существования.
Иди сюда, ко мне, свободный гражданин мира! Твоя земля отгорожена от нас новой китайской стеной — и дьяволам не достать вас. Я же расскажу тебе, как они завлекли в свои адские объятия целый народ, кровожадно вонзили свои страшные когти в его шею и задушили его.
Иди сюда, ко мне, свободный человек, имевший счастье не столкнуться лицом к лицу с властью их стальных пушек! Я расскажу тебе и покажу, как и какими средствами они погубили миллионы людей из народа, давно известного своей мученической судьбой.