– Наверное.

– Наверное? – удивилась она. – Ты когда маленьким был, папу любил?

Дима руку из воды поднял и пригладил взъерошенные Мариной волосы.

– Смотря, что ты подразумеваешь под этим словом. Мой отец – военный человек, до мозга костей военный. Он дома нас с матерью строил так же, как своих солдат в части. И я любил его, боготворил прямо, пока не достиг переходного возраста.

– Начал ему противостоять?

– Скорее революцию устроил. И стал самым большим отцовским разочарованием. Два года в военном училище, после чего я ясно дал ему понять, что военным не буду.

Марина не на шутку заинтересовалась.

– Как?

А Дима плечом дёрнул.

– Перестал учиться, и из училища меня, в итоге, вышибли. Отец был в ярости. А уж когда я на экономический факультет без всяких проблем поступил и в армию не пошёл, отец со мной разговаривать перестал.

– А сейчас?

– Да уж сколько лет прошло. После смерти мамы помирились. Это тринадцать лет назад было. Сейчас отец уже генерал, в Москве живёт, у него новая семья. Девчонкам-близнецам по десять лет.

Марина попыталась в лицо ему заглянуть.

– Правда? А ты с ними общаешься?

– Ну, бывает заезжаю на праздники… раз или два в год.

– Вы же в одном городе живёте!

– И что? Марина, у него жена, можно сказать, моя ровесница. У них своя семья, зачем им я? Чтобы смущать? Нет уж, я никогда и никому не навязываюсь.

Марина усмехнулась, за шею его обняла и в щёку поцеловала.

– Одинокий волк!

– Марин, он до сих пор мне простить не может, что я по его стопам не пошёл. А какой из меня военный? Я для этого слишком люблю комфорт.

– И деньги, - подсказала Марина.

Гранович фыркнул.

– А что в этом плохого? Вот если бы я их любил, но не умел зарабатывать – это одно, а так… Они мне взаимностью отвечают, и я этому очень рад.

Марина скрутила из его влажных волос на макушке небольшие рожки. И голову повернула, когда краем глаза заметила, что дверь чуть приоткрылась. Семён в ванную зашёл, на коврик присел и теперь таращил на них глаза, а когда Марина на него внимание обратила, жалобно мяукнул. Дима тоже глянул в его сторону, и решил возмутиться:

– Ну-ка брысь отсюда! Мал ещё, чтобы подглядывать. – И водой на котёнка брызнул. Тот зашипел, в сторону отскочил, и шмыгнул в дверную щель.

Марина Грановича по плечу ладонью шлёпнула.

– Что ты его напугал?

– Пусть учится стучать, прежде чем без спроса входить. – Он снова зашевелился, сел повыше, и теперь Марина его за плечи обнимала. Щекой к влажной коже прижалась, пальцем поводила, и тогда уже, набравшись решимости, попросила:

– Дим, расскажи мне о своей жене.

– Это что, вечер откровений?

– Да, - важно ответила она.

– Лучше бы дети дома остались.

– Расскажи, - затормошила она его.

А Гранович кран с горячей водой открыл, руку под струю подставил, явно время тянул. Правда, после паузы начал говорить.

– Обычная жена. Поженились, через три года развелись. Я бы даже не сказал, что мы с ней часто виделись.

– Ты пропадал на работе, да?

– И я, и она. Мы оба были больше заняты карьерой, чем семейной жизнью. Просто была женщина, с которой у меня формально был общий дом. Даже секс не всегда был совместный, а дом был.

Марина его по затылку шлёпнула.

– Всё, я не хочу больше ничего знать. Это гадко.

Гранович рассмеялся.

– Ты же сама спросила!

– А ты мне гадость сказал. Специально, да?

– Да нет. Но, Мариш, мы иногда с ней по две недели не пересекались, вот сама и думай.

– Что это за семья такая?

– А я про семью не говорил, я говорил про жену. Когда развелись, я даже особой разницы не заметил. Только квартиру пришлось новую искать.

Марина навалилась на его спину, обхватив руками Димкины плечи.

– Мы с тобой такие разные, - сказала она негромко.

Он кран закрыл.

– Разве это плохо?

– Я не знаю.

– У тебя вот была нормальная семья, как ты думала. Именно семья. Но закончилось всё не радужно, только сложнее. Теперь вот ты уговариваешь бывшего мужа про детей не забывать.

– Я не уговариваю! Игорь детей любит, просто…

– Просто сейчас ему не до них. Вот знаешь, может, это ужасно, но я его понимаю. Не оправдываю и не поддерживаю, но понимаю. У него в башке сейчас, наверняка, такой бедлам.