Брайтинг состоял в Немецкой народной партии (партии Штреземана). К числу политических друзей Брайтинга, в частности, принадлежали Карл-Фридрих Гёрделер (обер-бургомистр Лейпцига, один из руководителей антигитлеровской оппозиции 1944 г., повешенный после путча 20 июля 1944 г.), д-р Вильгельм Бюнгер (председатель лейпцигского имперского трибунала в процессе о поджоге рейхстага) и д-р Эрнст Оберфорен, правый политик, который предостерегал от союза с Гитлером и заплатил за это жизнью после 1933 года. Газета «Лейпцигер нейестен нахрихтен» выходила в 1931 году тиражом в 200 тыс. экземпляров, что по тем временам считалось серьезным издательским успехом (тираж «Фёлькишер беобахтер» едва достигал 75 тыс. экземпляров). Основанная в 1892 году «Лейпцигер нейестен нахрихтен» выражала взгляды правоконсервативных сил. Газета в принципе поддерживала политическую линию Альфреда Гугенберга, но сам Брайтинг больше, пожалуй, симпатизировал упоминавшемуся уже д-ру Оберфорену, председателю фракции Национал-германской народной партии в рейхстаге. В 1931 году «Лейпцигер нейестен нахрихтен» относилась к НСДАП как к реальному факту, высказывалась против решения запретить Гитлеру публичные выступления и против роспуска CA, а также неоднократно выступала в пользу предоставления Гитлеру германского гражданства (он все еще был апатридом, [12] что не позволяло ему баллотироваться на выборах в рейхстаг, чтобы получить право голоса на столь важном для такого демагога общественном форуме). Одним словом, «Лейпцигер нейестен нахрихтен» была вроде бы на стороне Гитлера-политика, однако не солидаризировалась полностью с его программой. Требуя «равных прав» для Гитлера в Германии, газета поддерживала НСДАП в политической жизни страны. Но дело стало осложняться.

В 1930 году, когда Гитлер впервые добился на выборах в рейхстаг головокружительного по тем временам успеха, получив 6,4 млн. голосов и 107 депутатских мест (до тех пор он располагал всего 12 мандатами), в Дрездене (Саксония) возникла первая партийная газета для «гау» [13] — «Фрайхайтскампф». Она, разумеется, не могла конкурировать на территории Саксонии с богатой и политически влиятельной «Лейпцигер нейестен нахрихтен». Круг читателей «Фрайхайтскампф» был узок, и его не стоило принимать в расчет. Гитлеровская газета пробавлялась скандалами и дешевыми сенсациями, поэтому, на вкус консервативного читателя, она была вульгарной и примитивной. «Фрайхайтскампф», кроме того, досаждала газете Брайтинга, обвиняя ее в коррупции и безнравственности, утверждая, будто, прикрываясь тогой национальной оппозиции, она всего-навсего стремится к тому, чтобы «приукрасить систему политических бонз» (так гитлеровцы называли веймарский истеблишмент).

Весной 1931 года наскоки гитлеровцев на Брайтинга зашли так далеко, что издатели газеты решили обратиться непосредственно к Гитлеру. Брайтингу это не составило особого труда. С 1928 по 1930 год корреспондентом его газеты в Мюнхене работал д-р Отто Дитрих, один из близких к Гитлеру журналистов. Дитрих, кроме всего прочего, посылал Брайтингу «конфиденциальные донесения», касающиеся политики Гитлера, ибо он был своим человеком в мюнхенском «коричневом доме», поддерживая близкие отношения с Гессом и другими видными фашистскими деятелями того времени. И, когда Дитрих ушел из «Лейпцигер нейестен нахрихтен», чтобы возглавить орган НСДАП в Рейнской области — «Эссенер национальцайтунг» (газету Геринга), он продолжал поддерживать дружеские связи с Брайтингом. Тут важно заметить: газета Геринга пользовалась материальной поддержкой некоторых промышленников Рурского бассейна (в частности, Тиссена). А Дитрих, женившись на дочери д-ра Рисманна-Гроне, издателя крупной газеты финансовых кругов «Рейниш-Вестфелише-цайтунг», мог оказывать НСДАП большие услуги и постоянно держать Гитлера в курсе всего того, что происходило в кругах тузов рейнской индустрии. Будучи зятем влиятельного издателя, Дитрих ловко вел гитлеровскую пропаганду в Рурском бассейне. В 1931 году Гитлер решился назначить Дитриха руководителем пресс-службы НСДАП. (В 1937 г. Дитрих возглавил пресс-службу имперского правительства и стал одним из самых близких к Гитлеру людей.)

В 1931 году Дитрих, таким образом, мог организовать Брайтингу столь нужную тому встречу с Гитлером. Ибо оба они были заинтересованы в поддержании давно уже установившихся между ними дружеских отношений.

Благодаря вмешательству Дитриха Гитлер согласился принять в «коричневом доме» главного редактора «Лейпцигер нейестен нахрихтен» Рихарда Брайтинга, дабы выслушать его жалобы на поведение гитлеровской «Фрайхайтскампф» в Дрездене. У фюрера, разумеется, была и своя цель.

Гитлер прекрасно понимал, что хотя его печать в состоянии шантажировать соглашательские или трусливые слои мелкой буржуазии и даже вымогать у них денежную помощь, но без крупной и солидной правобуржуазной прессы НСДАП не получит доступа к тем кругам, которые располагают серьезным политическим влиянием и большими деньгами. Гитлер знал, что, если ему удастся добиться благосклонности такой прессы или же, на худой конец, ее доброжелательного нейтралитета, это откроет ему пути к подлинным центрам власти. Его тактика состояла тогда в том, чтобы противников сделать своими временными или формальными союзниками. Уверениями в желании легально прийти к власти Гитлер старался завоевать симпатизирующие ему круги консервативных и негитлеровских правых сил, хотя их влияние в рейхстаге стремительно уменьшалось в результате поляризации политической жизни в Веймарской республике.

Гитлер знал также, что некоторые тезисы нацистских ораторов, производившие впечатление на обнищавших националистов и люмпенов из CA и доводившие их до исступления, были слишком неприятны для ушей промышленников и банкиров, и тем более для тех, кто был связан с тяжелой индустрией, которую гитлеровцы периода «бури и натиска» обещали национализировать.

Вождь НСДАП понимал, что так не завоевать политического доверия ни магнатов Рурского бассейна, ни юнкерства, которых, прибегая к классовой демагогии, отдавали на съедение штурмовикам. Поэтому, идя на личные контакты с избранными политиками и журналистами, Гитлер прибегал к совершенно иной тактике. Он предпочитал доверительные беседы, в ходе которых открывал свои сокровенные планы и намерения, беря с терпеливых слушателей — не без умысла — обещание молчать. Он как бы хотел втянуть их в заговор против «веймарской системы», которая им тоже была не по вкусу, но которую они либо не решались, либо не могли свалить сами.

Таким именно изощренным способом, играя на ненависти власть имущих к коммунизму и зарождавшейся демократии, Гитлер стремился создать у своих собеседников впечатление, будто охотно предоставит им свои «добрые услуги» в общей борьбе против ненавистной республики. Он не обрушивал на них свои митинговые лозунги, а развивал перед собеседниками далеко идущие планы, которые каждый немецкий националист вынашивал в те времена в сердце. Потому-то Гитлер и требовал от своих гостей хранить молчание, ибо предание его мыслей и целей гласности могло бы повредить ему во мнении его сторонников. А он готовился к новой предвыборной кампании.

Гитлер отлично знал, кто такой Брайтинг и чего он хочет. Он знал, что этот человек «держал в кулаке политические партии». Брайтинг был своего рода «серым кардиналом» не только в Лейпциге, но и во всей Саксонии, где НСДАП с большим трудом отвоевывала себе позиции. Склонить на свою сторону Брайтинга и его газету представлялось важным особенно в канун новых выборов в рейхстаг.

Гитлер пошел Брайтингу навстречу, разрешив ему застенографировать в общем-то доверительную беседу с лидером НСДАП, разумеется, взяв с него слово держать все в строжайшем секрете. Такое же обязательство дал и сопровождавший Брайтинга сотрудник д-р Альфред Детиг.

Штаб вождя НСДАП — «коричневый дом» располагался в Мюнхене на элегантной Бриннерштрассе, в бывшем дворце Барлова, где до 1900 года помещалось итальянское посольство при баварском правительстве. Напротив дворца находилась резиденция папского нунция Эудженио Пачелли, добившегося заключения конкордата с «третьим рейхом». «Гитлер, — пишет в своих заметках Рихард Брайтинг, — заплатил полмиллиона марок за дворец Барлова и столько же потратил на его перестройку».

Первое, что произвело впечатление на Брайтинга, — штурмовики перед входом в здание: «Это высокие, отличающиеся прекрасной военной выправкой мужчины с жесткими чертами лица, которым можно поверить, что они готовы на самопожертвование ради пользы движения». На лице встретившего его Рудольфа Гесса Брайтинг заметил «какой-то отпечаток фанатизма». В кабинет Гитлера попадали, проходя через мраморный зал. Тут были памятные доски с фамилиями 13 убитых 9 ноября 1923 г. в Мюнхене, флаги CA и место, предназначенное для увековечивания памяти еще 300 гитлеровцев, погибших в уличных стычках. «Зал, без сомнения, производил большое впечатление, — записал Брайтинг. — Повсюду свастики: на плафонах, на карнизах. Они были также вписаны и в оконные витражи зала».