— Есть, понимаешь ли, в Карпатах замок один старинный, с давней репутацией нехорошей, — продолжал между тем Лаврентий Палыч. — Там всякая чертовщина уже лет пятьсот творится. Так вот, эсэсовцы в нем лабораторию секретную создали. Они ребята непростые — решили черта в свою арийскую колесницу запрячь. Ан нет, пролетарскую телегу потащит… — Тут Берия хохотнул, довольный шуткой, и, плотоядно облизнувшись, продолжил: — Ковпаковцы все подходы к замку уже разведали, так что фрицев возьмете тепленькими. Зэки у них там содержатся, между прочим. Над ними опыты проводят. Твоя задача — оперативно выяснить их цель и как далеко они зайти успели. Результаты должны быть через неделю у меня. В живых никого не оставлять. Замок взорвать к свиньям собачьим. Батька, само собой, не в курсе, для него это просто операция в рамках подготовки к победоносному наступлению Красной Армии. Все, пока тебе информации достаточно.

Ковалев всем видом дал понять, что и вправду достаточно. Тем не менее Берия не поверил.

— Что, думаешь, как в сказке — пойди туда, не знаю куда? — поддел он несгибаемого диверсанта. И тут же по-отечески успокоил: — Нет, все же попроще. Куда идти, тебе теперь известно, а вот что ты мне сюда привезешь, того и я пока не ведаю…

Волк пропускал удары. Один за другим. Лезвия огней полосовали глаза. В уши с ревом толпы лез ужас. А Палач неотступно рвался в ближний бой. Обозначив прямой удар левой, он внезапно, в прыжке, вложив всю массу нехилого тела, впечатал локоть в скулу Волка. Кожа лопнула, ливанула кровь. Схватив противника обеими руками за шею, Палач принялся обрабатывать корпус Волка коленями. Удар под сердце взорвал его. Буквально тут же колено наконец встретилось с челюстью, и все погасло.

В казино «Али-Баба» бои без правил случались нечасто. Отморозков, готовых биться насмерть, на Руси всегда в избытке, однако опытных гладиаторов, способных по-настоящему порадовать публику, найти непросто. Но этот вечер, конечно, удался — оба бойца были техничны и злобны, а что еще надо тому, кто знает толк в кровавых потехах? Правда, в действиях файтера, выступавшего под погонялом Волк, уже на второй минуте схватки стала наблюдаться странная раскоординированность. Он вдруг прерывал собственную вполне успешную (однажды даже чреватую для противника нокаутом) атаку и уходил в глухую оборону. При этом, что совсем уж необъяснимо — зажмуривался. Этим и не преминул воспользоваться его бдительно-безжалостный соперник.

Палач тупо наблюдал, как суетятся вокруг Волка тренеры и врачи. «Инвалидность парню обеспечена, если выживет, конечно. Будет овощем бессмысленным. Кашку будет кушать. А перед боем как понтовал», — подумалось без сочувствия, но и без торжества. Завтра, может, он сам будет таким же мешком с костями, которым, имитируя хлопотливость, ворочают случайные люди.

Палач, надо признаться, и к себе самому сострадания не испытывал. Он вообще давно уже следил за собственной жизнью как бы со стороны, словно за более или менее увлекательным кино. Поэтому тревожила его вовсе не сохранность бренного организма, а то, насколько зрелище получается захватывающим. Вот и подбирал он себе соответствующие источники заработка, может, и ни ахти какого, зато сериал вроде получался нескучным.

Публика ценила в Палаче как раз эту-то очевидную к себе безжалостность. И теперь она неистовствовала, благодарная. В «Али-Бабе» собирались в основном подлинные ценители. Они умели получить наслаждение от красивой комбинации и сокрушительного нокаута. Но победа Палача порадовала, впрочем, далеко не всех.

Через канаты, что-то гортанно порыкивая, перелезли несколько чеченцев. Яростно жестикулируя, они сгрудились вокруг тела. Обнаружив, что признаки жизни его с каждой секундой покидают, сыны гор яростно уставились на виновника случившегося. Палач внутренне усмехнулся: «Давайте, давайте, пацаны, злобствуйте. Мне чехов мочить — дело привычное». Те, конечно, уловили в прищуренных глазах Палача жестокую иронию и, пошевеливая могучими плечами, стали хмуро надвигаться. Он мгновенно сконцентрировался, готовый к сокрушительному отпору.

Внезапно врач резко отшатнулся от секунду назад безжизненного тела. Изуродованное ударами лицо Волка стремительно менялось. Оно превращалось в морду зверя, имя которого носил боец. Серая шерсть перла сквозь смуглую кожу. Вдруг словно пружина подбросила это странное существо. Сверкнули клыки. Белый халат заалел. Следующим оказался тренер.

Реакция, не раз выручавшая Палача, спасла его и на этот раз. Перелетев через канаты, он по головам обладателей VIP-билетов, опрокидывая столики с дорогим бухлом, секьюрити и официантов, ломанулся к выходу. Позади слышался человеческий визг и звериный рык.

— Так, что вы нам поведаете, гражданин Палач, в девичестве Глебов Федор Палыч? Вы-то теснее всех из оставшихся в живых с ним общались. Тренера по кускам сейчас в морге собирают. Говорят, не все составляющие удалось обнаружить. Он, видно, поужинал по ходу. Так что давай поконкретнее. — Майор ФСБ Казаков профессионально проницательно глянул на Палача и, дабы придать себе внушительную холодность, сжал губы в жесткую, почти утратившую последнюю розоватость складку.

— Я его в ринге первый раз увидел. Так что рассказывать практически нечего. Боец он сильный, злой, — как бы нехотя, игнорируя знакомые чекистские понты, заметил Федор.

— Ну, это и без тебя известно. Ты давай приметы, повадки. Говорю же, никто ничего о нем сказать не может. Друзья Мансурова, тренера его, понятия не имеют, откуда он этого хрена выкопал, да еще кучу бабок своих на него поставил.

— Я его не разглядывал, — продолжил в той же манере Палач. — Особые приметы там, и все такое. Моя, знаешь, задача их у него на роже побольше оставить, а не старые отметины изучать. Ну, смуглый он такой, на цыгана смахивает.