— Ты бы хоть тряпок каких накидал, — посетовал я на жёсткость сидушек, когда «Ласточка» с грохотом перемахнула очередной ухаб. — Подвеска как у телеги.

— Ты бы мясца на жопе нарастил, — парировал Бойня.

— Мясо на жопе — это не практично.

— Не скажи. Был у меня случай — прискакал один кабан подраненный, точнее приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал — во! — Бойня отпустил руль и развёл руки, демонстрируя примерный объём вышеозначенного предмета. — Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал…

— Бля! За дорогой следи. И не надо мне такого рассказывать.

— Я про рану, дурак. Ну вот, посмотрел, значит — дырка слепая. Думал, «маслёнка» поймал, не больше. А вглубь-то полез — етить твою налево — 7БМ4! Засела в мясе. Вот тебе с твоей тощей жопой всё хозяйство вынесла бы на раз. А он, можно сказать, испугом отделался. Чёрт! — Бойня прервал оду жирной жопе и кивком головы указал налево. — Глянь-ка.

Там, метрах в ста от дороги, лежал перевёрнутый набок тарантас, сверху на нём стоял человек и отчаянно размахивал руками, а вокруг, подбираясь всё ближе, сновали приземистые юркие звери размером с собаку.

— Кошаки.

— Развелось тварей.

— Видать, прям на ходу в кабину махнула.

— Да, не повезло.

— Подсобил бы страдальцу, — предложил я с большим запозданием, когда пистолетные выстрелы уже стали не слышны.

— Ага, — Бойня сделал круглые глаза. — Ты знаешь, почём нынче бензин? — и, получив отрицательный ответ, удовлетворённо хмыкнул. — Сразу видно, что не автомобилист. Сейчас кошаки позавтракают, а я на обратном пути, если бак не треснул, бензинчик-то и солью.

— Ты обратно только к вечеру будешь. За это время тут уже машин пять проедет. Один что ли умный такой? Да и водила тот вполне может отбиться. А уработал бы его сейчас… Хотя, дело твоё.

Бойня как-то странно на меня посмотрел и, ничего не ответив, вернулся к наблюдению за дорогой.

На весь путь ушло три часа. Хорошая всё-таки вещь — автомобиль, даже такой как «Ласточка».

За те десять лет, что минули с моего первого визита, обитель сильно изменилась. Древоземные стены обросли снизу бетонными блоками, сторожевые башни заметно прибавили в высоту и обзавелись крупным калибром, перед воротами появились врытые в шахматном порядке сваи. Хотя, особой необходимости в последних и не было. Любой подозрительный транспорт наводчиками ЗУ-23 и приспособленных под нужды обороны 2А42 уничтожался с расстояния предельной видимости.

Помня об этом, при подъезде к обители Бойня старался жать на газ как можно аккуратнее.

— Хорош бздить, — посоветовал я, когда «Ласточка» почти остановилась, не доехав полутора километров до ворот. — Они твой тарантас уже разглядели.

— Ты уверен? — Бойня нервно поёрзал и кивнул на торчащий впереди полузанесённый землёй остов грузовика. — Он, небось, тоже так думал.

Дальнейшая моя аргументация по поводу нашего транспорта, касающаяся его крайней убогости, безоружности и внешнего вида далёкого от воинственности, так же не возымела эффекта, и последний отрезок пути мы тащились со скоростью безногого калеки.

На воротах, как обычно, пришлось сдать весь арсенал. Меня всегда удивляла эта странность — Святые, так трепетно относящиеся к своим стволам, почему-то ни в грош не ставили чужие убеждения схожего характера.

Оставаясь верным себе, я в очередной раз прочитал вратарям лекцию о том, что мой нож крайне недоволен вынужденной разлукой с хозяином, а все забранные им души в один голос протестуют против такого поведения. И в очередной раз остался неуслышан.

Фома ждал в своём кабинете, который, нужно сказать, тоже заметно преобразился. Во-первых, комнатка Пантелеймона показалась новому настоятелю чересчур тесной, и была объединена с двумя соседними. Во-вторых, от прежнего аскетизма не осталось и следа: вместо простенькой мебели — дорогущий гарнитур из явно не местных пород, вместо скромных иконок — здоровенные доски в золотых окладах с камнями, голые когда-то стены завешаны гобеленами и раритетным оружием на крюках художественной ковки. Да и сам настоятель теперь был далёк от образа сухого отринувшего все излишества старца.

— Ну, здорово, пропащая душа, — не вставая из кресла, пробасил громадный мужик, килограмм под сто сорок, с мясистой румяной мордой, и погладил бороду, сверкнув нехеровых размеров перстнем.

От прежнего Фомы, что когда-то увивался за смазливой Варей, остались, разве что, глаза — всё такие же синие и наглые, только смотрят теперь куда увереннее.

— И тебе не хворать, — ответил я взаимной любезностью.

— Как сам?

— Жив. Давай сразу к делу. Зачем видеть хотел?

— Хе-хе, — Фома криво усмехнулся и поправил массивный крест на груди. — Вот что мне в тебе нравится, Кол, так это подход. Ну, к делу так к делу. Присаживайся, — он указал на стул справа от себя, и разложил передо мной лист бумаги с карандашным портретом. — Знаешь его?

С помятого листа смотрел мужик средних лет, славянской наружности, коротко стрижен, широкие скулы, волевой подбородок, уши прижаты, глаза чуть прищурены, слева над верхней губой шрам.

— Впервые вижу.

— Тогда возьми и запомни как следует. Это Алексей Ткачёв. Наёмник. Среди своих известен как Лёха Ткач. Русский, тридцать один год, метр восемьдесят семь.

— Он — цель?

— Нет. Не совсем.

— Что значит «не совсем»? Мне убить его наполовину?

— Экий ты кровожадный. Сразу убивать не нужно. Наоборот — твоя задача сделать так, чтобы он добрался в означенное место целым и невредимым.