— Ты всё равно не умел ими пользоваться.

Добивать подранка я не стал. Мужика прирезал бы легко. А женщины, дети и кастраты… Должно же быть хоть что-то святое. Да он и сам подох без задержек. Кинжал — хоть и не бритва, но мякоть режет глубоко. А бедренная артерия — дело такое, много времени не даёт.

Я быстренько обшмонал трупы на предмет необременительных ценностей, и, разжившись шестью монетами, вернулся к Востоку. Скотина стояла там, где её оставили, мирно поглощала остатки овса и плевать хотела на суетную человечью возню со стрельбой и поножовщиной.

Спустя десять минут мы с верным скакуном уже подъехали к КПП на противоположной стороне.

КПП — надо сказать — основательный — две коробки из кирпича и шлакоблоков по разным углам моста, обложенные мешками, узкие прорези-бойницы, на крышах гнёзда из тех же мешков, прожектора, пулемёты, промеж коробок шлагбаум, перед ним, метров за пятьдесят, шипованная лента раскатана. С кондачка не проскочишь.

Чинно отстукивая копытами по бетону, мы с Востоком подошли метров на двадцать, пока один из дежурных не дал команду остановиться.

— Кто такой? — осведомился он в поднесённый к губам рупор.

— Я проездом. Планирую отдохнуть денёк в вашем чудесном городе, и дальше двину.

Орать на холодном, насыщенном речной влагой воздухе — не самое приятное занятие. Им бы второй, гостевой рупор завести не помешало.

— Проездом? И куда же? — продолжил любопытствовать мой собеседник.

— В Лакинск. Слушай, дружище, может, я подойду, да поговорим, как люди? Неохота глотку драть.

— Стой, где стоишь! — напрягся вдруг оратор. — Зачем тебе в Лакинск?

— Дела у меня там. А что такое?

— Какие дела?

— С другом хочу повидаться.

— Что за друг? Где живёт?

— Да в чём собственно проблема?

— Отвечать на вопрос!

Смотрящие до того в облачное небо стволы ПКМов один за другим нацелились на меня.

— Ладно-ладно, раз вам так интересно скажу — дружбана моего звать Игнатом. Игнат Ефремов. Довольны? Живёт он в двухэтажке рядом с Реммехом, в той, что боком к трассе, вдоль дороги через Васильевку на Курилово стоит. Ну, не знаю я, как ещё объяснить.

Мой дознаватель обернулся к одному из своих подручных и получил утвердительный кивок.

Никакого Игната Ефремова я, конечно, не знал, но в Лакинск мне наведываться доводилось. И сейчас я был очень благодарен матушке природе за дарованную память на названия встречающихся по пути деревушек и городских достопримечательностей. Подручный, видимо, тоже не имел чести знать поимённо всех жителей городка, но на местности ориентировался, и легенду мою подтвердил.

— Давно там был последний раз?

— Уж лет пять как.

Дежурный заметно успокоился, опустил рупор и махнул мне рукой: «Канай сюда».

— С тебя пять монет за пользование мостом, — сообщил он, когда я подошёл к шлагбауму, и вытащил из большого кожаного подсумка регистрационный журнал. — Если нет серебра, возьмём «пятёрками» по общему курсу.

— Серебро есть, — отсчитал я семь кругляшков вместо пяти. — Из-за чего такие меры предосторожности, если не секрет?

— Поставь имя, дату, час и распишись, — ткнул дежурный пальцем поочерёдно в четыре графы. — А меры… Уже три дня, как с Лакинском связь пропала. Посылали нарочного — не вернулся. Видно, беда там случилась. А раз в Лакинске беда, стало быть, и до нас скоро доберётся.

— На что подозрения? — поинтересовался я, возвращая карандаш.

— Есть надежда, что дело в банде, — ответил дежурный, состроив полную сомнений мину. — Хотя, у нас достаточно крупных, чтобы Лакинск захватить, отродясь не водилось. Может, объединились. А может и пришлая, с запада. Я слыхал, там такое твориться, что не приведи господи.

— Надежда, значит?

— Да. Так спокойнее, — он поморщился и заговорил тише: — Нам об этом распространяться запретили во избежание паники, но уже весь город слухами полон и без нас. Говорят, что в Лакинске эпидемия.

— Вот оно что. Тиф?

— Кабы так, — прошептал дежурный еле слышно. — Чёртова копоть.

Этого ещё не хватало.

Чёртова копоть, или невская чума, согласно расхожему мнению, зародилась на руинах Питера, из-за чего и получила своё второе название. А первым названием эта зараза была обязана симптомам. Начиналось всё с того, что инфицированные замечали у себя на коже небольшие чёрные пятна. Выглядели они будто следы от чадящей лучины — неравномерно тёмные, неправильной, обычно слегка вытянутой формы, без уплотнений и припухлостей, с размытыми границами. Первые один-два дня эти странные пятна больного никак не беспокоили, самочувствие оставалось нормальным. Но потом вдруг всё резко менялось — начинался жар, кожу покрывали всё новые и новые высыпания, старые изъязвлялись, вокруг язв образовывались гнойные нарывы, появлялась ломота в суставах, а позже и в костях, зубы расшатывались и выпадали, волосы отрывались прядями, зачастую вместе с кусками кожи, приходила тошнота, кровавая рвота, суставы разрушались, человек гнил заживо, теряя пальцы, губы, уши, нос, гениталии… Смерть наступала, обычно, в результате обширных внутренних кровоизлияний. И всё это в течении двух-трёх недель.