Напролом подпрыгнул и бросился к стреле. Поднял ее, стал осматривать.

— Ага-а-а! — закричал он. — Так вот для чего ты придумал эту штуку! А еще что-то говоришь про приятные звуки! Твой прут летит быстрее моего копья! А ну дай, я попробую.

— Не дам, — худой спрятал загогулину за спину. — Она совсем для другого. Я и не думал, что из моей гусли, так я ее назвал, можно стрелять. Когда я ее сделал и заиграл, в нашем племени тоже никто не понял, зачем она. А один из воинов вертел ее, вертел, — вот как вы — догадался вставить стрелу и пустить ее… Теперь для стрелы уже придумали кремневый наконечник, а лук, так они назвали мою гуслю, становится все сильнее и сильнее. Все до единого учатся стрелять в цель. Я не советую подходить к нашему селению близко — вас могут подстрелить из одного только любопытства: попадут или нет? А музыка, — произнес незнакомец еще одно странное слово, — музыка никого не интересует. Я пытался спорить, для доказательства играл, но меня побили и выгнали вон… — Изобретатель лука снова понурился, но через минуту поднял голову. — Самое же худшее то, что теперь, имея лук, они затевают новую войну и, как всегда, надеются победить. Выходит, что я виновник этой войны…

Напролом не обращал больше внимания на изобретателя. Он оглядывался, искал ветку, из которой можно было бы сделать новое оружие. Крепкие жилы были в сумке Хоть-Кудая, которая только одна осталась после встречи с медведем.

— И что ты будешь сейчас делать? — спросил Дум у неудачливого музыканта.

— Не знаю, — ответил тот, — если б не вы, я, б, наверно, умер с голоду. Я уже начал подумывать, не начать ли и мне стрелять из моей гусли, но руки меня не послушались и приделали к ней еще одну струну. Она поет таким тоненьким голосочком…

— Как тебя зовут? — спросил Дум.

— Невпопад, — ответил музыкант, — а вождя — Безогляд, а шамана — Темнила.

— Стрелка, по-моему, из тебя не получится, — проговорил Дум. Он оглянулся. Напролом уже сломал толстую — себе под стать — ветку и теперь срезал с нее маленькие ветки. — Так же, как из того парня — музыканта… Послушай, а не пойти ли тебе с нами? Боюсь, что ты не найдешь общего языка ни с кем в своем племени, а среди нас есть человек, кто тебя понимает. Это я.

— А куда вы идете?

Дум рассказал, что идут они к Краю Земли, чтобы заглянуть в Бездну, посмотреть, что это такое.

— Бездна? — переспросил музыкант. — Это, наверно, жутко интересно! Я хотел бы взглянуть в нее хоть одним глазком! Я иду с вами!

— Готово! — услышали все трое (Хоть-Куда стоял рядом с Думом и Невпопадом раскрыв рот) и оглянулись. Напролом, весь красный от натуги, натягивал тетиву на огромный, в сучках, с полуободранной корой лук. — Готово! — повторил он. — Я свалю из этой штуки даже оленя! Ты называешь ее луком?

— Я называл ее гуслей, — грустно ответил музыкант.

Наутро четверка отправилась в путь. Селение воинов они обошли стороной. Вдалеке от него поохотились — по старинке копьем, потому что Напролом не сделал еще наконечника для стрелы. Загнали антилопу и стали жарить ее на Огне, разведенном в небольшой рощице посреди высокотравной степи.

— Расскажи нам о своем народе, — предложил, вороша жаркие угли под вертелом с мясом антилопы Дум. — Ты сказал, что ты из племени воинов?

— Да, мы племя воинов. Война у нас в крови.

— Как это? — не понял Хоть-Куда.

— Очень просто. — Голос музыканта был, как и прежде, печален. — Наш колдун рассказывает нам, что когда бог племени слепил нас из глины и начал варить для всех кровь, чтобы оживить глину…

— Варить? — переспросил Хоть-Куда. Он не спускал глаз с жарящегося мяса, но слушал внимательно.

— Бог приготовил большой чан, навалил туда разных трав, которые собрал сам, залил водой и начал варить. Варить кровь нужно долго, и когда бог прилег отдохнуть, его враг…

— Враг? — На этот раз спросил Напролом.

— Ну да. Завистник. У нашего бога много завистников. Дело в том, что люди у него получаются лучше, чем у других. У других они выходят низкорослые, горбатые, кривобокие, косые, хромые, немощные, глупые…

— Это ты не про нас случайно? — встрепенулся Напролом.

Музыкант на вопрос не ответил. Он продолжал:

— И вот один из завистников нашего бога взял да и подбросил, пока он спал, в чан горького перца. Бог проснулся, стал и дальше помешивать варево, не зная, что это уже едкое зелье…

А когда кровь была готова, он стал оживлять глиняные фигуры, вливая горячую жидкость в рот каждой. Ну и удивился же наш бог, когда увидел, что первая же оживленная им пара принялась плеваться и кусаться, тузить друг дружку кулаками и ногами!

С той-то далекой поры в нашей крови перец, и мы все время воюем. Посмотрели бы вы на наше племя! Уж какие мы битые-перебитые! У кого нет руки, у кого — ноги. У кого нет носа, у кого — глаза, у кого — пальцев на руке, уши у большинства оторваны в боях, а зубы выбиты. Волосы повыдраны, самые воинственные — самые плешивые, у всех синяки. Все мы в шрамах, руки-ноги переломаны, а кости срослись косо-криво-некрасиво… Голоса у нас хриплые, громкие — будто мы все время в бою. Когда наш бог взглянет на нас, ему становится тошно. Раньше мы шли на битву ради завоевания новых земель, но теперь у нас, после наших войн, осталась только та земля, что лежит под домами. Племя из-за этого вечно голодно, и вокруг селения нет ни птиц, ни ежей, ни змей, ни лягушек, ни даже бабочек. Сейчас, когда у нас появилось новое оружие, замышляется еще один военный поход, который должен принести победу…