Шрифт:
— Так получилось, что Проклятие Анрода слилось воедино с Проклятием Мерры Яцирской, одной из наших лучших учениц. Школа стала исчезать, и за десяток лет Дар потеряли практически все его носители, но не сама Мерра, — жрец вздохнул: — девочка была талантлива, но недальновидна.
— Прокляла целую Школу? — скептически уточнил войник, приподняв бровь, отчего белесый шрам, пересекающий ее, сильно натянулся.
— Да, да, да… трудно поверить? Нам тоже было нелегко. Отчасти виноват ее отец: он хотел видеть дочь одной из мэтресс Академии, а девочка влюбилась. Мы пытались ее остановить: любовь прозрачна, сегодня она есть — завтра исчезнет, а Дар останется навсегда, как напоминание об утерянном.
Он снова замолчал, взгляд светло-серых глаз перестал быть осмысленным. Дарен с волну смотрел на него, а потом напомнил:
— И что же было дальше?
Старик очнулся.
— Дальше? Дальше… Мы рискнули и сообщили ей, что она никогда не понесет ребенка от того человека.
— Почему?
— Так сложилось, — уклонился от прямого ответа жрец, — но Мерра, подумав, что это мы в сговоре с отцом лишили ее этой возможности — возможности иметь детей, украла один из камней Анрода, прокляла всю Школу и сбежала. Я остался один, чтобы помочь тому, кто решится разрушить двойное проклятие. Пророчество, лежащее у тебя за пазухой — мое. Я живу уже почти пятьсот лет. Я устал от этой жизни, — старик усмехнулся и покачал головой, а затем спросил вдруг: — уже догадался или продолжать?
Дарен задумчиво потер подбородок и, наконец, выдал, усмехнувшись:
— Выходит, прямо как в старых сказках. У меня, кроме чаровников, больше никого в роду не было? Козлов, например, на которых можно было бы повесить все чужие ошибки?
Служитель вздохнул:
— Это не сказка, мастер. Анродов амулет получал силу только в том случае, если находился у человека, которому не нужна была власть, ибо только в этом случае он не мог никому навредить.
— То есть, вся эта погоня за артефактом бессмысленна?
— Почему же бессмысленна? В конце концов, он же оказался у тебя.
Дар помолчал, а потом спросил:
— Если я сейчас уничтожу его, то дубликаты тоже исчезнут?
Жрец кивнул и снова внимательно посмотрел на войника.
— Тогда я не вижу проблемы. Давайте покончим с этим сейчас. Вы обретете возможность шагнуть в объятья Моарты, а за мной прекратится охота.
— Двойное проклятие — это не пустой звук, мальчик. На Нитях оно обрывается вместе с твоей жизнью.
Дарен приподнял брови в удивлении: жрец в Тальмане тоже говорил что-то о проклятии и об упущенном времени, но…
— Скорее всего, ты умрешь, мальчик, — заключил старик и продолжил: — та девушка, посвященная Осени, она все видела с самого начала. И, хотя и выбирала наиболее мягкую тропку — здесь соломки даже ей не подстелить. Хотя следует помнить, что нет ничего невозможного. Может быть, боги смилуются и оставят тебе жизнь… Кто знает?
Войник помолчал, потирая бровь ладонью, а потом спросил:
— А если я откажусь?
Но жрец лишь пожал плечами:
— На все воля Оарова. Я не знаю, что случится, если ты откажешься. Время чародейства прошло: одаренных детей рождается с каждым годом все меньше и меньше. А так… С исчезновением проклятья все чаровники вмиг станут кошками — чародейство умрет безболезненно. И так предрекла, смею надеяться, сама Осень.
Дар помолчал, обдумывая сказанное, а потом спросил:
— И Велимира тоже?
— Тоже?..
— Она тоже станет кошкой?
— Посвященная-то? — старик поглядел в окно, за которым уже стемнело, и пожал плечами: — не знаю. Это уж не мне решать. Но, думаю, она свой выбор сделала уже давно.
На столе горела свечка, и лицо старого, очень старого человека сейчас казалось каким-то потусторонним, хотя войник и не мог припомнить, чтобы жрец зажигал огонь. Сколько же времени они разговаривают?..
Последовать за Осенью и потерять жизнь? Что же будет тогда? Если бы только знать, что все будет не напрасно, если все же случится. Если бы только знать…
"Ты же не хотел жить, помнишь? И власть тебе тоже была не нужна…"
Клеймо на виске обожгло огнем.
Так вот кем был тот странный старик в лесу. Сам Анрод почтил его своим присутствием. Значит, он все еще жив? И его можно было бы спросить… Да, собственно, и спрашивать-то не о чем. Он ведь не лгал: артефакт действительно меняет судьбы. Просто никто раньше не мог додуматься до столь простой вещи: изменяя свою, ты меняешь судьбы всего Мира.
Простит ли Мир?
Нет, не простит.
Поймут ли друзья?
Вряд ли.
Дарена вдруг будто пронзило колом, и он надтреснуто произнес:
— Но я хочу жить.
Жрец грустно улыбнулся:
— Ты же понял это только сейчас?..
Войник долго молчал, и тогда старик, вздохнув, сказал:
— Что ж, Дарен… утро вечера мудренее. Тебе нужно отдохнуть, мальчик.
Дар так же молча поднялся и медленно последовал за темной фигурой, скрытой рясой, наверх.
"Простите меня за все, — мысленно прощался он, — наверное, я и вправду наделал слишком много ошибок".