Вот оттого-то краллю и было грустно и уныло. Блуд заперся в кабинете один на один с самой своей любимой фавориткой — бутылочкой яцирской водки, да так и не вышел из него.

Прислуга, взломавшая двери поутру обнаружила своего кралля в собственной луже мочи с вывалившимся языком и совершенно безумными глазами.

Говорят, что те, кто водился с Тенями, сами переставали быть людьми. Что ж, возможно они и были правы…

Приехавший с докладом молодой граф ар-Данн, сын наставника Лексана, тот самый, чью любовницу так неожиданно убили в Шатре, поспешил тут же убраться, но вскоре был убит неизвестными в собственном доме. Кралль так и не рассказал ему о Тенях, переиграв сам себя.

А ар-Данн так и не узнал, что древнее пророчество, откопанное им в старой дедовой библиотеке, сбылось.

Наследный краллевич, прознав об всем, здорово перетрусил и втихомолку смотался в Акирему, испросив у князя акиремского политического убежища. Князь это убежище предоставил взамен на его, краллевича, сестер. Так и переметнулась вся семья Блуда на "вражью" сторону.

Чуть раньше же, в тот же самый день, когда на Яцире весь вечер небо полыхало красным заревом, где-то на другом материке сложил все свои листы в папочку и приготовился к перевоплощению заросский ненаследный краллевич — первый и нелюбимый сын бывшего кралля. И на его губах как раз играла улыбка. Однако наступил полдень следующего дня — и ничего не произошло. Лексан встал, для верности выглянул в окно и, нахмурившись, снова сел в кресло. Потом побарабанил пальцами по столу и попросил привести чаровника, что был при Карстере. Однако в доме, где тот временно проживал под арестом, обнаружился лишь толстый черный кот, да одежда, разложенная на диване, будто только недавно в ней был сам человек.

Молодые войники жутко боялись докладывать это начальству, однако начальство, благосклонно выслушав доклад и выкурив пару сигарет, загадочно улыбнулось и послало этих же агентов в город Чароград.

Войники изрядно перетрусили, однако на месте монолитной стены снова были ворота, а на улицах только кошачьи шкуры пестрели, и народ, освобожденный из-под гнета чародейства, ходил, будто только проснувшись, спотыкаясь и то и дело протирая глаза.

На месте же чародейской Академии оказался лишь выжженный пустырь, чего и следовало ожидать, учитывая тот факт, что здание последних лет эдак двести держалось лишь на усилиях чаровников.

Его высочество, ненаследный краллевич Лексан, посмотрел на все это безобразие и, наконец, сообразил подойти к зеркалу.

Но картинки Феникса чуть повыше виска больше не было.

"Как же так? — сам себя спрашивал Лексан, недоуменно водя пальцами по чистой от "клейма" коже, — разве не должен был и я потерять свою человеческую сущность?"

А еще через несколько дней его официально пригласили на кралльствование в Заросии. Бывший ненаследный краллевич только ухмыльнулся в ответ на фальшивые поздравления Карстера, а потом сказал:

— Возвращайся-ка в свой Корин. И чтобы я о тебе больше на территории моей страны не слышал.

Карстер, уже лет десять вертевшийся между верхами трех стран, как уж на сковородке, от радости чуть из штанов не выпрыгнул, и только Оар знает, каких трудов ему стоило сохранить постную мину.

А сам приглашенный на кралльствование проводил его задумчивым взглядом, потом тяжело вздохнул и долго смотрел, как догорает в камине папочка, носящая гордое название "Дело об Артефакте".

Борщ, выйдя во двор, обнаружил, что балки в сарае, которые прикреплял заезжий знакомый-чаровник, вдруг обвалились, убив лучшую дойную корову и перепугав кур. Птицы, почуяв свободу, тут же разбежались кто куда, не обращая внимания на толстого красного мужика, который с криками носился то за одной, то за другой курой. О, как только не клял уважаемый староста шарлатана-чаровника, столичную сволочь и зажравшегося выродка, какими только обещаниями не сыпал, вплоть до подачи жалобы самому краллю, но рухнувший сарай почему-то не спешил отстраиваться заново.

Темнота на миг ослепила, но лишь на миг, потому как глаз у Дарена теперь не было.

— Наконец-то ты пришел, — раздался глухой голос Моарты, — я давно тебя жду.

Дар промолчал: что он мог сказать? На этот раз она выиграла битву по всем правилам. Трудновато было бы не признать этого, стоя перед ослепительной богиней. Войник приблизился к ней вплотную, когда рядом раздался звонкий голос:

— Ошибаешься, Смерть. Он не твой. Он — мой. И всегда был моим.

Шипением наполнилась тьма, и прекрасный лик богини исказился.

— А ты что здесь делаешь?! Убирайся, тебе не место в моих чертогах!

— Моарта, девочка, не забывайся. Даже Эльга не позволила себе вести себя так, а у нее куда больше власти над судьбами.

— Вот еще! — фыркнула богиня, — я могу оборвать Нити.

— Сломать всегда легче, чем построить.

А Дарен, оглянувшись, вдруг увидел Осень — ту самую Золотую Хозяйку, говор которой можно услышать в перезвоне осеннего ветра. Но глаза у Осени были Велины, и изогнувшиеся в улыбке губы были Велины, и тонкие руки, и золотые волосы принадлежали одной-единственной девушке — той, которая осталась жить там, за этой призрачной гранью.

— Что смотришь, Подаренный? — усмехнулась Осень, — нам тоже надо в ком-то жить.

— То есть… — Дарен все-таки решился спросить, — то есть все это время ты была… в Велимире?

— Я была уверена, что ты догадаешься раньше, — рассмеялась та, и на Дара повеяло запахом яблочного повидла, — нет, Подаренный, нет… мы были единым целым.

Войник помрачнел.

— Значит… — и замолк.

— О нет, конечно же, нет! Просто я отпустила ее. Пусть спокойно живет в мире, где больше нет ни странных голосов, ни чаровников. Все так, как и должно было случиться.