«Реальный напиток» кока-кола просуществовал уже добрую сотню лет. Он появился на свет в том же году, что и статуя Свободы. Стоит только задуматься, и мне начинает казаться, что эра «респекта» и «аутентичности» может продлиться немало лет. Возможно, демонстрация искренности достигнет такого уровня, что мы станем демонстрировать друг другу куски собственных пульсирующих сердец. Теперь уже авангардный прорыв культурного сопротивления не представляется возможным. Мы уже как будто не способны на «пощечину общественному вкусу». Да и, признаться, больше не найти четкой и ясной физиономии, куда бы ее залепить.

Недавно я выступала с публичным чтением. Я находилась среди «своих». Аудитория состояла не только из тех, кто знаком с художественным методом, но и из тех, кто его применяет на практике: художников и литераторов. Я прочла рассказ в духе черного юмора. Услышь его Альфред Жарри [21] с Даниилом Хармсом, они бы порадовались. И все же в тот вечер меня постиг полный провал. Ни единого смешка не услышала я от аудитории. Напротив, от моего рассказа всем сделалось грустно. Кто-то заметил, что мой рассказ — мощная аллегория недавней югославской войны. И все согласились.

— Что делать, — утешал меня один соотечественник, — видно, отныне до какого-то момента в необозримом будущем мы обречены на благородное страдание…

Вот и приехали! В итоге я решила сдаться. Аутентично сокрушенная мегасмертью леди Ди, в утешение пойманная на крючок мегашоу Опры в живом эфире, с последним мегабестселлером в руке, добровольно подстроившаяся под пульс мира, я посылаю в эфир слабые сигналы SOS последним уцелевшим протестующим миллиметром своего мозга. Возвращайтесь, циники, вам все простили!

1997

Я родилась в стране, которой больше нет, — в Югославии, в тот самый год, когда Тито произнес свое историческое «нет» Сталину (по крайней мере, так нам говорили учителя). Словом, я была зачата в знаменательный момент, в момент, когда было произнесено историческое «нет». Возможно, именно этот исторический момент и определил мой характер. Вместо того чтобы стать бодрой и послушной верноподданной, я росла упрямой и непокорной. И этим горжусь.

Историческое «нет» Сталину означало «да» импорту голливудских кинофильмов, и буквально через пять лет после этого повсюду в полуразрушенной Югославии был показан первый из них. Это было в 1953 году, фильм назывался «Опасна, если в воде», в главной роли — Эстер Уильяме. То была пора жизнерадостной социалистической физкультуры, «живых картин» (изображений и лозунгов, выложенных на траве стадиона юными телами югославских физкультурников), коллективного укрепления мускулов и непоколебимой веры в лучшее будущее.

Будучи голливудским олицетворением всего этого, Эстер Уильяме легко завоевала сердца югославского народа.

За всю мою жизнь я встретила только двоих людей с ямочкой на подбородке: это мой дед и Кирк Дуглас.

— Смотри-ка, — часто говорила мать, указывая на фотографию моего деда. — У дедушки на подбородке ямка. Как у Кирка Дугласа.

Моя мать была страстной любительницей кино, и благодаря этой ее страсти я с малых лет часами просиживала на жестких деревянных скамьях нашего провинциального кинотеатра.

Появление жевательной резинки на югославском рынке стало потрясающим событием, и не потому, что мы открыли для себя жвачку как новое занятие, а из-за крохотных изображений голливудских актеров на каждой обертке. Для меня, не имевшей в моем послевоенном детстве нормальных игрушек, эти картинки стали настоящим сокровищем, наверное потому, что ничего иного у нас не было. Мы собирали эти обертки, обменивались ими, вклеивали их в альбомчики. Думаю, мы знали больше имен голливудских кинозвезд, чем кинокритики того времени.

Много позже, когда дети моего поколения подросли, появились иные картинки: футболисты, персонажи комиксов, поп-звезды. Появились и настоящие игрушки, настоящие книжки с картинками и телевидение. Словом, прежде чем узнать, что такое настоящая кукла, я уже знала в лицо Кирка Дугласа.

Сейчас я уже не вспомню, но тогда, в моем голливудском детстве нам всем были точно известны адреса голливудских кинозвезд. Чаще всего дети писали Тони Кертису. Многие получили по почте его фото с автографом.