Трагический распад Югославии был щедро отражен в средствах массовой информации. Бывшую Югославию истоптали многочисленные армии журналистов, телерепортеров, кинорежиссеров, продюсеров, писателей, интеллектуалов, фотографов и просто любителей приключений, сделавшихся писателями, репортерами, журналистами и фотографами. Были потрачены мили кинопленки и тонны бумаги. Были произведены горы документальных свидетельств, фильмов, книг, фотографий. Даже сувениров (например, альбомчик «Ангелы из Сараево», где при помощи грубого монтажа детям с реальных фотографий были прилеплены крылышки). Реальная человеческая трагедия была теле-, кино- и фотообработана, повторена и пережевана бесчисленное количество раз устами потребителей и самих участников.

Мне кажется, интеллектуалов заклинило на осмыслении своих позиций, роли и участия в происходящем в тот самый момент, когда Homo sapiens благополучно эволюционировал в Homo scaenicus (Человека развлекающегося). Обращаясь к военной теме, интеллектуалы задавались извечными вопросами морали. Мораль — ключевое слово в военной риторике: и Билл Клинтон, и Слободан Милошевич, и жертвы, и солдаты — все только и твердили, что о морали. Даже военное вмешательство НАТО было подано в средствах массовой информации как некий нравственный урок.

Если интеллектуалы уже приняли на себя роль морального арбитра в средствах массовой информации, им следует хорошенько задуматься. Одним из возможных последствий подобного противостояния может стать для них полная профессионализация в этом качестве и обнародование их гонораров, полученных в должности моральных арбитров. Столько-то — за мнение по Косово, столько- то — за мнение по НАТО. Причастность интеллектуалов к политике стала бы в этом случае их новой функцией, платным медийным внедрением, но со старым как мир названием. Если такое произойдет, участие интеллектуалов уже не вызовет неловкости ни у них самих, ни у тех, кто покупает их услуги, ни у потребителей средств массовой информации. Следующим логическим, хоть и щекотливым, шагом стало бы оправдание тех сербских интеллектуалов, кто поддерживал войну, так как интеллектуалы — истинные и псевдо, хорошие и плохие — всего лишь при своем бизнесе, торгуют своими моральными убеждениями на рынке.

Одна американская тележурналистка, яростно ратовавшая за удаление Клинтона из власти, автор книги об импичменте, призналась: «Я, увы, не умею успешно себя продавать. Стою всего шесть тысяч долларов, тогда как кое-кто из моих коллег гребет до двадцати тысяч».

Итак, побочным продуктом массового вовлечения американских экспертов в «дело Клинтона» стал рост массовых высказываний по всей Америке. Журналистка, не умеющая себя продавать, имеет за высказывание всего-навсего шесть тысяч. И вряд ли ее выступление тянет на научный доклад, скорее это некое участие в открытой дискуссии по поводу «дела Клинтона», иными словами, в некоей болтовне, рассчитанной на пару часов.

Возможно, поэтому публичное развенчание роли интеллектуалов так приветствуется в средствах массовой информации. Тут уместна старая поговорка: мудрое слово дорогого стоит. И шутка насчет мальчишки-молчуна получит уже иное окончание. «Купите велосипед, тогда заговорю!» — изречет теперь наш мальчик.

Есть и иной, романтический выбор, который больше подошел бы традиционной роли гуманиста. Автор написанного и произнесенного слова, книжки, публичного высказывания о войне мог бы отказаться от всех гонораров или попросить, чтобы гонорары послали в те области, о которых он писал, за которые сражался или которые представлял. Тогда автор должен был бы отказаться и от публикации своих фотографий на обложках книг или в газетах, чтобы это не стало саморекламой. Авторы книг о военных преступлениях, насилии или зверствах должны были бы не только облагаться штрафом за каждую ложь, за неточную подробность, неверные цифры, но еще и просить, чтобы каждый грош их гонораров направлялся в детские сады, школьные библиотеки в Косово или куда-либо еще.

Только тогда будут установлены четкие границы между истинным сопричастием и оплаченным участием интеллектуалов в развлекательном бизнесе, маскирующемся под лозунгом сопричастия. Многие из моих коллег-писателей спросят: «Почему это мы должны платить? Мы ведь ни в чем не виноваты, мы ведь гуманисты\» Да потому, что уж если взял на себя моральное обязательство, то и плати по совести. А с гуманистов спрос особый.

Есть и третий путь, по которому, скорее всего, и пойдут интеллектуалы, сотрудничающие со средствами массовой информации. Средства массовой информации, в особенности телевидение, создадут так называемую медийную интеллигенцию, чтобы она думала обо всем человечестве. Поскольку не все интеллектуалы медийно приемлемы, услуги избранных будут щедро оплачены. Медийному интеллектуалу заплатят за создание иллюзии, будто мы, простые люди, думаем обо всем точно так же, как и этот человек, самый умный. Или за создание равно приветствуемой иллюзии, будто мы думаем совсем иначе. Медийному интеллектуалу придется смириться с последствиями своего вовлечения в средства массовой информации, а именно: важно не послание, а посланник. Интеллектуал будет обречен всю жизнь крутиться в орбите средств массовой информации вместе с себе подобными, посланниками-спутниками, «избранными». Медийный интеллигент становится «избранным», личностью без сущности или, вернее, с изменяемой сущностью, личностью, которой придают вес потребители средств массовой информации. Прямо как Моника Левински, симпатична она нам или нет. Например, мы вполне можем увидеть по телевидению, как Моника Левински тепло беседует с боснийскими беженцами. Огорчает лишь то, что ее моральное послание может возыметь большую значимость, чем послание интеллектуала.

Ну а как же я, к кому я себя отношу? Трудно сказать: я и там и не там, я и местная, и иностранка. На гонорар, который я получу за это эссе, я наметила приобрести себе пару туфель «Луи Вюиттон» или «Гуччи». Даже голову себе ломать не буду! Как раз на эту покупку мне гонорара хватит. Запросила бы больше, но, говорят, рейтинг мой медийный низковат.

Недавно в составе группы ителлектуальной элиты я оказалась перед телекамерами. Человек двадцать интеллектуалов из разных стран — ученые, художники, писатели, философы, профессора университетов, независимые мыслители — были приглашены на дискуссию о прекрасном. Ведущий программы был весьма оригинален, как и сама программа. На дискуссию нам выделили пять часов, но, если бы потребовалось, мы могли бы говорить и дольше. Привыкших к телекамере было меньшинство, остальные вели себя довольно скованно, хотя некий опыт общения со средствами массовой информации имелся у всех.