Толкиен Джон Роналд Руэл
Шрифт:
Расставшись с Леголасом и Гимли, князь Имрахил послал за Эйомером, и они вместе спустились на равнину, к шатру Арагорна, стоявшему неподалеку от того места, где пал король Тейоден. Там, кроме самого наследника Исилдура, их уже дожидались Гэндальф и сыновья Элронда.
— Послушайте, что сказал перед смертью наместник Гондора, — промолвил маг. — «Вы можете одержать победу на полях Пеленнора, но Силу, поднявшуюся ныне, одолеть нельзя». Я не собираюсь впадать в отчаяние по примеру Дэнетора, однако в его словах есть доля правды.
Палантиры не лгут. Даже владыка Барад-Дура не может заставить камень показать то, чего нет. Конечно, в его власти отобрать для слабодушного самые страшные картины, подавляющие волю и разум, но, как бы то ни было, Дэнетору не померещились собранные против Гондора неисчислимые мордорские полчища. Все, что он видел, существует на самом деле. С огромным трудом мы отразили первый удар, а следующий будет гораздо сильнее. В такой войне — тут Дэнетор не ошибся — нет надежды на победу. Силой оружия нам ничего не добиться, и безразлично, будем ли мы отсиживаться за стенами, отбивая приступ за приступом, пока не падем, или сами выступим за Реку, навстречу неминуемому поражению. Выбирать приходится из двух зол. Благоразумие подсказывает: надо по мере возможности укрепить стены и ждать нового штурма. Конец будет тот же, но наступит он несколько позже.
— Значит, ты советуешь нам отступить в Минас-Тирит, в Дол-Амрот и в Дунхар и попрятаться там, как детишки прячутся в песочных замках перед приливом, который все равно смоет песок? — спросил Имрахил.
— А разве мой совет нов? — ответил вопросом на вопрос Гэндальф. — Разве до сих пор вы поступали иначе? Но нет, я сказал «благоразумие подсказывает», но никого к этому самому благоразумию не призывал. Я сказал «силой оружия нам ничего не добиться», но вовсе не говорил, что не верю в победу. Напротив, я надеюсь на победу, только не военную. Ныне все зависит от Кольца Всевластья — на нем зиждется Барад-Дур, в нем надежда Саурона.
Вы знаете достаточно, чтобы понять, в каком положении и мы сами, и Саурон. Попади Кольцо к нему, вся наша доблесть пропадет втуне: его победа будет быстрой и полной, столь полной, что он, быть может, восторжествует до конца времен. Но будь Кольцо уничтожено, он падет, падет так низко, что едва ли восстанет снова. В Кольцо вложена большая часть изначальной силы Саурона, и с гибелью Кольца все содеянное или начатое Врагом с его помощью обратится в прах, а сам он в злобную, но бессильную Тень, которая больше не сможет обрести плоть. Только так можно изжить величайшее из зол нашего мира. Конечно, это не единственное и не последнее зло, ведь и Саурон не более чем прислужник иного, давно поверженного Врага. Но мы в ответе не за вечность, а за свое время. Наше дело выкорчевывать злые всходы на знакомых полях, с тем чтобы наши потомки могли возделывать очищенную от сорняков землю. А уж вырастят они урожай или нет — это не в нашей власти.
Все это Саурон знает не хуже нас. Знает и то, что его сокровище нашлось, но вот где оно, ему покуда неведомо. Он терзается сомнениями, ибо слишком хорошо понимает: окажись Кольцо у нас, здесь найдутся такие, кому вполне по силам с ним совладать. А у него есть основания думать, что мы заполучили Кольцо. Ведь, если я не ошибаюсь, Арагорн, он видел тебя в камне Ортханка. Верно?
— Верно, — кивнул Арагорн, — перед самым выступлением из Горнбурга. Я заглянул в палантир, ибо решил, что время пришло, да и сам камень послан мне не случайно, а с какой-то целью. Это произошло на десятый день после того, как Хранитель ушел от Рэроса на восток. По моему разумению, надо было отвлечь Око от его собственной страны. С тех пор как Саурон вернулся в Башню, ему нечасто бросали вызов. Правда, знай я, сколь скор и силен будет ответ, наверное, не решился бы показаться ему. Тут не помешала бы твоя помощь, но тебя-то не было.
— Что-то я не пойму, — вмешался Эйомер. — Ты вот говоришь, ежели Кольцо заполучит Враг, мы пропали. Но как же он решается нападать, думая, что оно у нас?
— Во-первых, он в этом еще не уверен, — пояснил Гэндальф. — Догадки догадками, но их нужно проверить. Во-вторых, ему прекрасно известно, что никто, даже самый могущественный и мудрый, не может полностью овладеть Кольцом за короткий срок. Значит, ему нельзя терять времени. Ну и, наконец, — Кольцом нельзя владеть сообща, у него может быть только один хозяин. Даже находясь в наших руках, Кольцо может помочь Врагу, если величайшие из нас сцепятся из-за обладания им, а он в это время нанесет нежданный удар.
Сейчас он выжидает. Видит и слышит Саурон многое, ведь его назгулы по-прежнему здесь. Сегодня перед рассветом они пролетали над полем; правда, люди устали и спали так крепко, что почти никто этого не заметил. Он примечает знаки, которые не могут его не тревожить: неведомо откуда появляется меч, некогда отсекший ему палец вместе с Кольцом, и тут же от него отворачивается удача. Первый натиск на Гондор заканчивается не только разгромом, но и падением самого грозного из его подручных.
Все это настораживает, заставляет Око смотреть в нашу сторону и ни в какую другую. Вот пусть и останется прикованным к нам как можно дольше — в том наша надежда. Вот что я предлагаю. Кольца у нас нет. Мудро это было или глупо, но его отослали прочь, и теперь либо оно будет уничтожено, либо мы. Без Кольца нам Саурона не одолеть. Но мы должны любой ценой отвлечь Око от подлинной угрозы. Пусть победы оружием не добиться, оружие может пригодиться для того, чтобы дать Хранителю Кольца шанс, хотя бы самый ничтожный. Арагорн начал, нам следует продолжить. Попытаемся заставить Саурона нанести решающий удар. Он поднимет для этого все войска, бросит на нас всех — до последнего орка, — так что страна его опустеет. Мы будем приманкой, и он эту приманку схватит, непременно схватит, ибо сочтет, что бросить ему вызов посмел только новый обладатель Кольца. Представьте себе ход его мысли: «Слишком рано возгордился этот наглец, слишком рано он поднял голову. Я заманю его в ловушку, из которой не спастись, и когда она захлопнется, то, чем он завладел, станет моим — снова и навек».
В эту ловушку нам предстоит идти с открытым забралом, собрав все мужество и без особой надежды. Вполне может статься, что все мы сложим головы в этой битве, и даже если Фродо сделает свое дело и Барад-Дур падет, мы так об этом и не узнаем. Не увидим зари новой эпохи. Но, я полагаю, таков наш долг. Лучше уж пасть так, хотя бы в неведении, чем дожидаться погибели, не сходя с места, и умереть, точно зная, что никакой новой эпохи не наступит.
Некоторое время все молчали. Первым заговорил Арагорн.