В Подземку он больше не спускался, поскольку не видел в этом никакого смысла. Он стал добытчиком-одиночкой, и это его полностью устраивало.

Крымский Вал выглядел уныло, дома стояли – словно огромные скелеты. В отличие от буферной зоны и Приграничья, зверья здесь не было никакого. Да и улица была чиста от растительности – ни травы, ни деревьев. Ничего живого.

Егор глянул в сторону Парка Горького, чернеющего по другую сторону улицы, и спросил:

– А что теперь там?

– Словами не опишешь, – отозвался медиум. – И лучше туда не соваться.

Они прошли мимо шеренги скульптур, заросших грязью, миновали Центральный дом художника, на фасаде которого все еще красовался выцветший и протертый до дыр плакат – «АРТ-МОСКВА: МЕЖДУНАРОДНАЯ ВЫСТАВКА СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА». Наконец дошли до реки. Остановившись метрах в двадцати от серой воды, медиум Геер сказал:

– Отдохнем чуть-чуть. Когда убегал от пластификатов, подвернул ногу, теперь ноет.

Егор не стал возражать. Они сели на чугунную, полуобвалившуюся скамейку и вытянули гудящие ноги. Немного помолчав, Геер покосился на Волчка и спросил:

– Интересно, что это за вещь, ради которой ты готов так рисковать?

– Это часы, – ответил Егор, прикрыв веки. – Называются «Командирские».

– Обычные часы?

– Они дороги мне как память.

Медиум хмыкнул.

– Ты платишь мне две тысячи скинов за то, чтобы вернуть обыкновенные часы. Если кому-нибудь расскажу – засмеют.

– Ну, значит, не нужно никому рассказывать, – сделал вывод Егор.

Он открыл глаза и посмотрел на темно-серую гладь реки. Что-то с ней было не так, с этой гладью. Егор долго смотрел, прежде чем понял, что именно – Москва-река никуда не текла.

– Почему нет течения? – удивленно спросил он.

Геер тоже посмотрел на реку и пожал плечами:

– Не знаю. Она не всегда такая. Иногда течение появляется, иногда исчезает. Здесь еще ничего, посмотрел бы ты на нее возле Крымского моста.

– А что там?

Геер дернул щекой и мрачно произнес:

– Лучше тебе этого не знать, а мне – не вспоминать.

– Как скажешь, – послушно согласился Егор.

Они еще немного помолчали, глядя на серую, мерцающую, оцепеневшую воду Москвы-реки.

– Как люди жили в прошлом? – спросил вдруг Геер.

– Ты о чем? – не понял Егор.

– Ну, как жили они до того, как все это началось?

Волчок подумал, пожал плечами:

– Да обычно. Ходили на работу, пили чай с вареньем, ели борщ и котлеты. По выходным выбирались в кино или в ресторан. Ресторанов тогда было много. Японские, китайские, итальянские… И еда в них стоила дешево.

Геер мечтательно улыбнулся.

– Хотел бы я на это посмотреть. По улицам, наверное, ходили одни толстяки?

Егор засмеялся.

– Не только. Но толстяков было хоть отбавляй.

Медиум вздохнул и проговорил:

– Хотел бы и я так.

– Как?

– Есть дешевую еду и толстеть. Нет ничего лучше этого.

– С этим не поспоришь, – согласился Волчок. – Послушай, Геер… Я читал, что во время Войны Рас люди бомбили поселения эволоидов ядерными бомбами. Это правда?

Медиум кивнул:

– Правда.

– Ты это видел?

Геер покачал коротко стриженной головой:

– Нет. Это было еще до моего рождения. Когда я родился, эволоиды уже придумали свой «антидерьмин» и очистил воздух Земли от радиации и пыли. Вот только с Оптиной ничего сделать не смогли. Но что ни говори, а в появлении Оптины есть и положительный момент.

– Это какой же?

– Люди и эволоиды помирились. Пусть ненадолго, но все же.

– Ты думаешь, война продолжится?

Геер помолчал немного, а потом сказал:

– Эволоиды набирают силу и прибирают к рукам власть. А в душах деградантов остается все меньше человеческого, и скоро они окончательно превратятся в страшных, неуправляемых зверей. Мы, люди, оказались уязвимее всех. Для эволоидов мы рабы. Слабые, неумелые, неразумные, но пока что приносящие пользу. Как только надобность в нас окончательно отпадет, они сотрут нас с лица Земли.

– Ты говоришь об этом таким голосом, будто подобное положение дел тебя не сильно расстраивает, – заметил Егор.