Сочинения
вернуться

Поплавский Борис Юлианович
Шрифт:

Авиатор

От счетоводства пятен много, Пятнист безмерно счетовод, Душа же вьется как минога, Несется как водопровод. Она играет на ковре, В садах, как на клавиатуре, Она гуляет на горе, Не расположена к халтуре. Иль в слишком синей синеве Она вздыхает, издыхает. Проспясь, идет на голове И с лестницы друзей порхает. Так жизнь ее слегка трудна, Слегка прекрасна, и довольно. Смотри, она идет одна По крыше — ей легко и больно. Как вертел нож-громоотвод Ее пронзил, она кружится, Указывая: север вот — Восток, а нам на юг разжиться. Бесшумно рукавами бьет Живой геликоптер-пропеллер. Качнулся дом на огород, Навстречу к моему веселью. Я осязаю облака, Они мокры и непрозрачны, Как чай где мало молока, Как сон иль человек невзрачный. Но вдруг хрустальный звон и треск, Пропеллер лопнул как попало: В него летя наперерез Земная стрекоза попала.

Рембрандт

Голоса цветов кричали на лужайке, Тихо мельницу вертело время. Воин книгу за столом читал. А на дне реки прозрачной стайкой Уплывали на восток все время Облака. Было жарко, рыбы не резвились, Фабрики внизу остановились, Золотые летние часы С тихим звоном шли над мертвым морем: Это воин все читает в книге. Буквы в книге плачут и поют. А часы вселенной отстают. Воин, расскажи полдневным душам, Что ты там читаешь о грядущем. Воин обернулся и смеется. Голоса цветов смолкают в поле. И со дна вселенной тихо льется Звон первоначальной вечной боли.

Весна в аду

1

Отдаленные звуки неба И страшные звуки жизни Я сегодня совсем не слышал Я сегодня не ел и не пил Я сегодня почувствовал жесткий Удар посредине сердца Я сегодня спустился к черным Безмятежным краям пустынь

2

Шум автомобиля Белый низкий свод Вкус тончайшей пыли Тишина Летом жизнь священна Летом счастье бренно Летом вся вселенная Насквозь видна Звезды и кометы Золотое лето Слабость отстраненье Похороны пенье Снежная весна

Комната во дворце Далай-Ламы

Святым не надо бессмертия Они не хотят награды Они не ждут не боятся Они презирают печаль Но оставьте их отвернитесь Все легко что касается тления Нет награды и нет наказания Бескорыстно все безвозвратно Все летит в серебре пустынь

На восток от Кавказа

Сон анемоны был темен, был неподвижен. Что ей снится, быть может себя она видит во сне? Спящим спокойно, быть может то прошлые жизни Спали и видели мы эти жизни в себе. Прошлое так безвозвратно, так тихо, так непорочно Как все понятно, как все убаюкано бременем… Спит анемона, ей снится — все ждет, все непрочно, Все возвращается, отяжелевшее временем. Окна уже запотели, как холодно, Кажется все достигает покоя. Кажется все наконец возвращается к Богу.

Армейские стансы

Ты слышишь, колокол гудет, гудет, Солдаты пришли домой. Прав кто воюет, кто ест и пьет, Бравый, послушный, немой. Прав кто оправился, вышел и пал Под терновой проволокой сильно дыша, А после — в госпиталь светлый попал, В толстые руки врача. В толстые руки — на белый стол, В синие руки — под белый плащ. Сладкую маску не снять, хоть плачь, Хоть издай человек последний свисток. Лежат солдаты в сырой земле, Но в атаку идти — из землянки долой. Идут солдаты в отпуск, как в бой, Возвращаются навеселе. С легоньким треском кончают вшей, С громким стуком Господь их ловит и давит. А потом, поевши холодных щей, Ложатся спать — не спать не заставишь. Или по линии прямой — Равняясь, стоят вдоль своей казармы. Но время. Прощай, действительная армия, Солдаты пришли домой. Солдаты пришли в рай. Летит солдат на белых крылах, Хвостиком помахивает, А внизу сидят старики в домах, Им черт твердит: скорей помирай, И трясет за плечо прозрачной рукой, Будто пьяного, милицейский какой.

Сумраке

В сумраке сирены капитанов Огибали темно-синий мыс, А на башне, в шорохе каштанов, Астроном смотрел в астральный мир Важно шли по циферблату числа — Маленькие, с синими глазами, Тихо пели, пролетая, листья, А внизу бежал трамвай с огнями. Спрашивали карлики на крыше: «Ну, а звезды, вечно хороши?» Улыбался астроном из ниши, А в машине тикали часы. Числа знали, — звезды умирают, И, осиротев, огонь лучей Все ж летит по направленью рая, В детские глаза летит ничей. Странно звездам, страшно звездам синим, Им, летящим в холоде веков, Никогда не встретиться с другими, Изойти сиянием стихов. Только в темном уголке творенья Розы осени в садах цветут, Соловьи грустят в ночных сиренях, В синагоге канторы поют. На высоких голубых карнизах Карлики мечтают о весне. Астрономы плачут в лунных ризах И к звездам летит больной во сне. А у пляжа, где деревья дремлют, На скамьях влюбленные мечтают И смеются, что покинуть землю Их над морем трубы призывают.

Ночлег

Ах, чаянье живет, но мало веры. Есть нежность, но немыслима любовь. Садятся птицы на деревья сквера И скоро улетают в небо вновь. Вода реки похожа на морскую, Душа людей — на ветер или сад, Но не покроет улиц, негодуя, И не развеет тучи или град. Мечты вздымают голову, как парус, Но море наше — ох, как далеко! Мне умереть? Но если медлит старость, Живу, во смерть безудержно влеком. Так, всюду видя на земле препоны, А в небе стражу, что не побороть, Я покрываюсь облаков попоной И спать ложусь, как кобель у ворот.

Отступление

Мы бережем свой ласковый досуг И от надежды прячемся бесспорно. Поют деревья в городском лесу И город — как огромная валторна. Как сладостно шутить перед концом, Об этом знает первый и последний. Ведь исчезает человек бесследней, Чем лицедей с божественным лицом. Прозрачный ветер неумело вторит Словам твоим. А вот и снег. Умри. Кто смеет с вечером бесславным спорить, Остерегать безмолвие зари? Кружит октябрь, как тот белесый ястреб, На небе перья серые его. Но высеченная из алебастра Овца души не видит ничего. Холодный праздник убывает вяло. Туман идет на гору и с горы. Я помню, смерть мне в младости певала: Не дожидайся роковой поры.