Сайкаку Ихара
Шрифт:
Между тем время шло, и вот наступил срок ей родить. Среди ночи вызвали повитуху, и пока грелась вода, чтобы обмыть младенца, Кого положила рядом с собой короткий меч и вознесла богам такую молитву:
— Боги, сжальтесь надо мною и пошлите мне сына, чтобы было кому отомстить убийце Мураноскэ — Дзимпэю. Ну, а если суждено мне произвести на свет девочку, я сразу же вспорю себе живот и сведу счеты с жизнью.
Видно, молитва эта была услышана, потому что в тот же миг с громким криком появился на свет мальчик. Кого назвала младенца Мурамару, берегла его пуще зеницы ока и с нетерпением ждала, когда он подрастет. И вот уже осталось позади время, когда малышу стали отпускать волосы [142] и впервые надели на него хакама. [143] Незаметно Мурамару исполнилось девять лет, и он стал обучаться грамоте в храме Сумадэра. Но и это время вскоре миновало, и мальчик, встретив свою тринадцатую весну, расцвел, точно цветок на молодом деревце сакуры, так что все вокруг — и монахи и миряне невольно заглядывались на него.
142
«…малышу стали отпускать волосы…» — Согласно обычаю, с трех лет мальчикам начинали отпускать волосы. В середине одиннадцатого месяца по лунному календарю совершался особый обряд (камиоки-но гёдзи), в ходе которого волосы ребенка, достигшего трех лет, впервые укладывались в церемониальную прическу.
143
«…впервые надели… хакама» — Имеется в виду церемония «хакамаги-но гёдзи», во время которой мальчикам, достигшим пятилетнего возраста, разрешалось впервые надеть хакама.
Кого решила, что пришла пора рассказать сыну о прошлом и подготовить его к свершению мести. Выслушав мать, Мурамару воскликнул:
— Я сейчас же отправлюсь в Хамамацу, на родину Дзимпэя, и принесу вам в подарок его голову! — и стал собираться в дорогу.
Но мать и кормилица сказали ему:
— Погоди, мы давно решили отправиться вместе с тобой и даже выучились игре на сякухати, [144] хотя занятие это не женское.
Сказав так, женщины завернули в кусок промасленной ткани кольчугу и короткий меч, остригли волосы, надели на голову глубокие соломенные шляпы, так что с виду их стало не отличить от мужчин, и вместе с Мурамару тайно покинули свое прибежище в Акаси.
144
Сякухати — бамбуковая флейта с печальным, нежным тембром.
Сколько раз, прислушиваясь к шуму волн или завыванию ветра в соснах, Кого, подобно журавлихе среди ночи, тревожилась о судьбе сына. А когда они все втроем принимались играть на сякухати мелодию «Журавлиное гнездо», звуки сами собой выходили печальными, но слышалась в них и затаенная надежда.
Оставив позади гору Тэккай, они прошли селение Икута, переправились через реку Нунобики, миновали Ёдо, вышли на столичный тракт и, переправившись через гору Осакаяма, вступили в селение Сэта. Едва преодолевая усталость после долгого странствия, путники зашли помолиться в храм Исиямадэра. [145] В это время какие-то паломники из Нагасаки как раз осматривали комнату, в которой Мурасаки Сикибу написала одну из глав «Повести о Гэндзи». Заодно туда же провели и Кого с сыном и кормилицей. «Какие замечательные женщины жили в старину!» — восхитилась про себя Кого и, умиротворенная, вышла из храма.
145
Исиямадэра — знаменитый буддийский храм в провинции Оми, где, по преданию, писательница Мурасаки Сикибу создала одну из глав своего знаменитого романа «Повесть о Гэндзи» (X в.).
Тут ее взгляд привлек самурай лет сорока с виду, одетый в легкое дорожное платье. Он стоял у ворот храма со своим слугой и, вытащив дорожную тушечницу и кисть, записывал со слов поселян, какими достопримечательностями славится эта местность. Бросив быстрый взгляд на Мурамару, самурай шепнул слуге:
— Смотри-ка, и лицом, и статью этот юноша — вылитый Мураноскэ-доно. [146] Даже волосы по бокам уложены так же.
— Уж не призрак ли это? — откликнулся слуга.
146
Мураноскэ-доно — Доно — вежливый суффикс со значением «господин», прибавляемый к имени.
Услышав дорогое имя, Кого остановилась и пристально оглядела незнакомца, но заговорить с ним не решилась. Вместо этого она сказала кормилице:
— Сколь ни знамениты здешние красоты, а все же мне куда милее виды Ицукусимы! [147]
Самурай подошел к ней и спросил:
— Скажите, не из Хиросимы ли вы родом?
Кого, однако, не решилась открыть незнакомцу правду и ответила:
— Нет, мы из Харимы, — однако выговор выдавал в ней уроженку Аки.
147
Ицукусима — живописный остров, расположенный к юго-западу от Хиросимы.
— Простите, — продолжал между тем свои расспросы самурай, — не доводится ли этот юноша родственником господину Торикаве Хаэмону?
Кого ничего не ответила и лишь залилась слезами. Огорчившись из-за того, что женщина относится к нему с недоверием, самурай поведал ей следующее:
— Да будет вам известно, что мое имя — Отани Каннай. С Мураноскэ-доно мы были назваными братьями. Узнав о его безвременной гибели, я отправился в Энсю, надеясь отомстить убийце и отслужить по брату заупокойную службу. Однако это дальнее путешествие оказалось напрасным — убийцу мне найти не удалось. Теперь же я узнал, что он скрывается в одном из горных селений Ёсино. Я как раз держу туда путь.
При этих словах Кого припала к Каннаю с возгласом:
— Юноша, о котором вы спрашивали, сын Мураноскэ — Мурамару! — и рассказала ему все от начала до конца.
Тут все прослезились, однако теперь было не время предаваться скорби.
— Ну, пора отправляться в Ямато на поиски Дзимпэя, — сказал Каннай.
Все вместе они разыскали нужное селение в горах Ёсино и выведали, где скрывается Дзимпэй. После этого Мурамару с помощью Канная отомстил убийце своего отца и вместе с матерью и кормилицей благополучно покинул те края.
События эти давно уже канули в прошлое, но рассказы о них и по сей день ходят среди людей.
Безрассудный гнев,
или Человек, который женился не взглянув на лицо невесты
В городе Кумамото провинции Хиго жила известная врачея, которую все звали вдовой Гэнсюна. Покойный муж ее — Гэнсюн — не знал себе равных в искусстве иглоукалывания и перед смертью, поскольку не было у него сына-наследника, поведал тайну своего умения жене. Похоронив Гэнсюна, та не стала искать себе второго мужа, остригла волосы, взяла себе имя Мёсюн и посвятила себя врачеванию больных. Поскольку была она женщиной, ее охотно приглашали к женам знатных особ, и со временем Мёсюн стала запросто появляться в особняках на улице Яката. [148]
148
Яката — квартал в Кумамото, где находились самурайские усадьбы.