А на престоле сидела она.

Тиримо.

И больше я не скажу ни слова.

Горло Тидрека сжала судорога. Он открыл глаза. Красные. Дэор уважительно кивнул, а Борин вздохнул про себя.

"Ну что, скальд-рунопевец? — думал он, пряча взор в огне костерка, чтобы не наткнуться на взгляд мастера-ювелира. — Ну что, увидел суть? Давай, слагай свои кённинги! Много ли пользы будет от них твоему спутнику? Какая польза от твоего дара, Борин Торинсон? Мало дед бил тебя, выколачивал дурь…"

— Так ты — великий соблазнитель! Обольстил высокородную альвину! — ехидно усмехаясь, прервал молчание Дэор. — Поделись тайной! А лучше — позови, когда родятся ваши ублюдки! Сильно любопытно, на что они будут похожи…

— Я не стану играть с тобою в честь, северянин, — сказал Тидрек. — Ибо я не благородный хёвдинг. Я — худородный, сам почти ублюдок. Мне позволительна подлость. Потому я не стану звать тебя на хольмганг. Я просто зарежу тебя ночью вот этим кинжалом, пока ты будешь храпеть, как боров. И как боров истечешь брагой жизни. Раз — чик-чирик по горлу — и всё!

Дэор встал и отвесил низкий поклон. И шутовства там не было ни на ломаный эйрир.

— Ты самый благородный из всех, кого я встречал, о Хильдарсон! Будь ты воистину ниддингом, как говоришь о себе, то не стал бы предупреждать меня. Так что не рабское сердце в твоей груди, и не ты позоришь свои род и племя!

— И Калластэн так говорил… — пробормотал Тидрек.

— Калластэн? — усмехнулся охотник. — Черновласый альвин с Лаастенмаа? В клетчатом коричневом плаще и белом шарфе, с арфой, на которой клеймо — белый буревестник? Он?

— О да, — кивнул Тидрек. — Это ведь он пригласил меня.

И добавил сквозь зубы:

— Не словами бы ему ответить, а железом…

Дэор нахмурился:

— Что так?

— Если бы он не пригласил меня, то меня бы тут не было. Жизнь сложилась бы иначе. Не было бы той боли, из-за которой я сейчас выгляжу шутом.

— Быть может, — хмыкнул Борин. — Но вряд ли прослыл бы искусным среди людей.

Он вынул взгляд из пламени, и взгляд его закалился в том огне, точно наконечник копья. Он поднял взгляд, как поднимают боевой дротик. И всадил его в глаза Тидрека — тяжко, сильно, страшно, безо всякой жалости.

— Не стал бы ты повелителем металла и камня. Не стал бы никем. Не создал бы ничего. Твой дар сдох бы в тебе, как рыба в бочке, и загнил бы вместе с твоею душой. И ты носил бы в себе мертвеца. И тебя проклял бы не только Гульденбард — а и твой отец. Взгляни на дело рук своих. Истину рёк сын Хьёрина — не ты позоришь племя сольфов, нет, не ты! Ибо та боль, из-за которой ты кажешься себе смешным, это дар. А дар — как многогранный кинжал…

— Задница дырявая бы тебя съела вместе с твоими советами, — проворчал Тидрек. — Молоко на губах не обсохло, а туда же! Мне любопытно, где твоя невеста? Или у бродячих певцов принято портить девок в отсутствие мужей, а потом быстро удирать, завязывая на ходу штаны? Ты бьёшь меня моей же дубиной, ибо ты сам ничего не знаешь о любви.

— Да, конечно. Откуда же мне знать? Я же не странствовал на крыле альбатроса…

"Сказать ему про Эвьон? — подумал Борин. — Пожалуй, не стоит. Не услышит…"

— Не ссорьтесь, горячие горные парни, — лениво усмехнулся Дэор. — Нам ещё есть у одного костра и биться в одном строю. Помните о том, пока мы идём к Девятому Замку. Наш Готлаф ярл карал за непослушание в походе топором по шее. Но тут наш вождь — не Готлаф. Радуйтесь…

— Но и не ты, северянин, — буркнул Тидрек. И рассмеялся.

Борин озадаченно почесал в затылке.

К костру подошёл Эльри, чванливо вышагивая с тростью. Присел, возвращая палку Тидреку. На его лице играла ехидная улыбка.

— А где этот… ну который конунгов сын? — полюбопытствовал ювелир.

— Да, где Дарин? — с лёгкой тревогой спросил Борин.

Эльри хохотнул. Скосил глазами вправо.

За его спиной ковылял благородный, знатный потомок Фарина, сын Фундина, наследный владыка престола ратанов. Ковылял, как побитый пёс, заметно хромая на правую ногу. Время от времени он запрокидывал голову и прижимал к лицу платок. Когда он подковылял поближе, стал заметен и налитый багрянцем горбик на левой скуле, в опасной близости от глаза.

— Ну, засранец? — ухмыльнулся Тидрек. — Многому ли научила тебя моя трость?

— Зачем ты его так? — спросил Борин, помогая другу сесть.

— Затем, что в бою его пока прикрываем мы, — сурово процедил Эльри. — Затем, что наши братья-дверги из знатных родов позабыли правду топора! Забыли, что их предки, коими они так гордятся, были военными вождями! Их предки не гнушались грязи, крови и пота! Затем, что битва — это не утончённая беседа равных, по правилам, это тяжелое и потное ремесло…